Дэн Абнетт - Инквизиция: Омнибус

А вот Кара. Яркая, как пульсар, сияющий в глубине грязных уровней. Я чувствую ее напряжение. Сердечный ритм учащен. Чувствую общественную столовую вокруг нее. «Вот дерьмо, проклятый нинкер собирается…»

Я потерял ее!

Слишком много, слишком много. Кислотный дождь, омывающий улицы верхних уровней, обжигает мою кожу, хотя у меня нет кожи. Ощущение восхитительно. Мне жаль, что я не могу задержаться на нем.

На это нет времени. Я чувствую Нейла. Сплошные мускулы и тестостерон. Он прячется в тени глубоких, затопленных трущоб.

А затем…

Что это? Кто это? Возлюбленный Император, к нему больно прикасаться. Очень больно…

Из глубины его головы я извлекаю имя. Заэль…

Впервые он попробовал флекты [40] Название образовано от «reflection» (англ.) — отражение. тем летом, когда ему исполнилось одиннадцать, хотя видел их и раньше. Как и тех, кто их употреблял. Дерьмоголовые прожженные помоечники. Тогда он только-только узнал, насколько поганой может быть жизнь на затопленных уровнях.

За четыре месяца до его одиннадцатого дня рождения департамент Муниторум закрыл две фабрики в их округе. Девятнадцать тысяч рабочих были, в терминах Муниторума, «освобождены от обязательств». Причина закрытия не озвучивалась. Но было известно, что этому предшествовал экономический спад во всем субсекторе. Появились слухи, что в самой северной зоне открываются новые, автоматизированные заводы, где единственный сервитор мог заменить двадцать рабочих. Некоторые говорили, что фабрики лишились военного контракта с предприятиями на Кэкстоне. Так или иначе, предприятия закрылись. Девятнадцать тысяч умелых рабочих выброшены на помойку.

Родители Заэля умерли от вспышки улейной оспы несколько лет назад. Он жил в стеках вместе со своей бабушкой и сестрой Ноув. Ей было восемнадцать, она работала сборщицей и была единственным добытчиком в семье. Ноув оказалась одной из тех, кого «освободили от обязательств».

Это произошло быстро и неожиданно. На социальное пособие и продовольственные талоны прожить было невозможно. Заэлю пришлось бросить школу, чтобы зарабатывать деньги, выполняя поручения местных торговцев. Не все они были чисты на руку. Заэль никогда не спрашивал, что находилось в коричневых посылках, которые он доставлял по указанным адресам. Тем временем бабушка нашла способ уходить от тягот и тревог, нюхая тюбики из-под клея, которые собирала на помойке позади швейной фабрики. А Ноув искала работу.

Но она ее так и не нашла. Зато нашла флекты. Заэль не знал, чем она за них платила. Постепенно он стал привыкать к ее остекленевшему взгляду и блуждающей улыбке.

— Тебе тоже стоит попробовать, малыш, — как-то раз сказала сестра.

Он всегда был для нее «маленьким братцем», но теперь произносить слово «брат» она считала ненужным усилием.

Однажды он вернулся с пачкой замусоленных банкнот в кармане. Ноув явно не ждала его так скоро. Когда он неожиданно вошел в крошечную кухню, сестра вскочила из-за маленького обеденного столика и сунула что-то под грязное полотенце. Заэль замер в дверном проеме, изнемогая от любопытства и строя догадки о том, что же она могла там спрятать.

Ноув расслабилась, увидев брата. Она боялась, что могут прийти арбитры или подразделение «протрезвителей» из Министорума, которые на прошлой неделе работали в Общем Блоке J, продвигаясь от двери до двери, раздавая брошюры и читая нотации.

Заэль вошел на кухню, выудил из кармана смятые бумажки и бросил их на ржавую сушилку для посуды.

— Хороший малыш, — произнесла Ноув. — Милый малыш. Все усердно трудишься.

Заэль проигнорировал ее слова и стал искать последний цитрусовый напиток, который припрятал в кладовке. Пакета на месте не оказалось. Ноув уже нашла и выпила его. Так что Заэль просто поставил кастрюлю на плиту, чтобы вскипятить воду для дегидрированного супа.

Сестра откинула кухонное полотенце. На помятом листке бледно-красной тонкой бумаги лежал маленький кусочек стекла неправильной формы, размерами не больше подушечки большого пальца.

В кастрюле закипела вода. На кухне пахло прокисшим бульоном и бабушкиным клеем. Заэль старательно делал вид, что сильно занят приготовлением супового концентрата, а сам украдкой рассматривал странный предмет.

Ноув разгладила края оберточной бумаги и уставилась на кусочек грязного стекла. Она моргнула и вздрогнула. Ее губы задрожали. Девушка откинулась на спинку стула и сложила руки на столе перед собой.

Вот тогда она это и произнесла «Тебе тоже стоит попробовать, малыш».

— Зачем? — спросил Заэль.

— С ним все выглядит не таким уж плохим.

Суп выплеснулся через край кастрюли и залил пламя горелки. Заэль быстро закрутил газовый вентиль.

Неделю спустя Ноув умерла. Арбитры забрали ее тело, составили протокол о происшествии и вымыли из шлангов переулок. Они сказали, что она упала с верхней лестничной площадки, находясь под воздействием запрещенного вещества. Никто не смог объяснить, почему она лежала на мостовой лицом вверх. Она пятилась назад от чего-то. А люди обычно пятятся, когда их что-то пугает.

Восемнадцать этажей. Только отчет медика-мортус установил, в каком она была состоянии, перед тем как упасть.

Годами наблюдая, как его бабушка вдыхает испарения из выброшенных на свалку тюбиков клея, как она отхаркивает кровавую мокроту и мочится под себя в своем кресле, Заэль был абсолютно уверен, что никогда не станет пробовать эту отраву.

Но во флекте было что-то другое. Простые осколки стекла. Небольшие грязноватые кусочки, завернутые в бледно-красную бумагу. Он видел, как в темных углах дилеры меняют их на наличность. Он слышал о вечеринках, где по дюжине нетерпеливых клиентов делят точно такое же, но большее по размерам стекло.

Тем летом, когда ему исполнилось одиннадцать, спустя три недели после смерти сестры, Заэль выполнял поручение местного типа по имени Риско.

Отвратительно воняющий потный парень взъерошил волосы Заэля жирными, как колбаски, пальцами и сказал, что у него закончились бумажки. Хочет ли Заэль подождать, пока появятся наличные, или, может быть, вместо оплаты «взглянет»? Он решил «взглянуть». Риско выудил из кармана пальто крошечный сверток бледно-красной бумаги и протянул его Заэлю из-под руки, словно сдавал карту.

— Растворись, — буркнул Риско.

Он не имел в виду «убирайся». Просто дал совет по применению.

Восемь дней Заэль носил флект в кармане. Наконец однажды ночью, когда бабушка отключилась, он отправился к заброшенному служебному этажу, развернул обертку и посмотрел.

И уже никогда больше не оглядывался назад.