Н. Старжинский - Хозяин тайги

— Ну, как дела? — спросил Панкрат, проснувшись.

Миша показал свою тяжелую опухшую ступню.

— Что это у тебя с ногой? — послышался суровый отрывистый возглас. Миша оглянулся. Сзади стоял землемер Кандауров. Откуда он вдруг взялся? Пришлось рассказать все, как было.

В этот день землеустроительный отряд вышел на работу с опозданием. Кандауров, сердито попыхивая трубкой, долго обдумывал случившееся. Теперь уже поздно было ругать практиканта за то, что тот сразу же не рассказал об укусе змеи. Нога опухла до колена. Миша не мог ею пошевелить без того, чтобы не ощутить острой ноющей боли.

Долгая работа в тайге приучила землемера обходиться во многих случаях без врачебной помощи. Он умел остановить кровь, сделать перевязку, вправить вывих, привести в сознание оглушенного молнией или получившего солнечный удар. Но теперь, когда болезнь была запущена, Мише мог помочь только врач. Не теряя времени, Кандауров поручил двум рабочим отнести Мишу в ближайшую деревню на берегу Амура.

Напрасно Миша доказывал, что это пустяки, что его крепкий организм способен перебороть любой яд. Землемер был неумолим.

Быстро сделаны были носилки из куска брезента и двух жердей. Прощаясь с отрядом, Миша предупредил всех, что жизни землемера угрожает опасность и необходимо срочно принять меры предосторожности.

— Хорошо, хорошо, — сказал Кандауров. — Обо мне не беспокойся. — И по тону его Миша понял, что землемер не очень верит ему.

Миша начал горячиться, попытался вызвать землемера на опор, но тот отмалчивался, с беспокойством посматривая на больную ногу практиканта. «По-видимому, боится за мою жизнь… Неужели в самом деле опасно?» — с тревогой подумал Миша.

— Ну, запасись терпением! — сказал землемер, крепко пожав Мише руку на прощанье. — Скучно будет, больно будет, а ты не сдавайся. И чтобы никаких там фантазий!.. — Кандауров выбил трубку и погрозил Мише пальцем: — Знаю я тебя!

Уже два дня Ли-Фу лечил Мишу, но состояние больного не улучшалось. Дунган навещал юношу утром и вечером, натирал ногу какой-то оранжевой пахучей мазью, поил настоями из трав, а чтобы развеселить своего пациента, рассказывал ему забавные истории и показывал фокусы.

Миша слабел день ого дня. Его мучили кошмары. Стоило хотя бы на минуту забыться, и опять он видел, чувствовал, как его жалит змея. Миша убивал ее, а гадюка оживала и снова с шипением бросалась на него. Он просыпался со стиснутыми до боли в суставах кулаками, со сжатыми зубами и принимался — в который уже раз! — раздумывать, мучительно морща лоб. Кто же это сделал? Если у землемера есть враг, то почему он не попытался убить Кандаурова другим способом, ну хотя бы выстрелом из-за угла? Кто же это? Кто… И зачем так сделал? С какой целью?

Однажды Миша поведал новому другу свои мысли.

Дунган задумался, долго смотрел в окно, прищурив свои и без того узкие глаза.

— Моя так думай, его мала-мала пугай! — сказал он, не поворачивая головы. — Когда один люди помирай, другой шибко боиса, все бросай, уходи из тайга.

— Вот как!.. Но с какой целью нас хотят выжить отсюда?

— Э, какой цель! — хитро усмехнувшись, воскликнул Ли-Фу. — Наша деревенсыка люди, который побогаче, далеко тайта мака сей, потихоньку опиума собирай, большой барьгш получи. Его все равно хозяин по тайге ходи, а тебе сюда новый людн зови. Новый люди ему мешай, новый люди ему не надо. Вот его и пугай. Его все равно тебе худо делай. Один люди не удалось, его другой люди пугай.

— Но кто же так делает: змею в ичиг?

Ли-Фу удивленно посмотрел на Мишу и пожал плечами, давая понять, что не видит в этом ничего странного.

— Его правильно рассуди, его шибко хитрый люди, — сказал Ли-Фу, погладив Мишу по здоровой ноге. — Как иначе делай? Из винтовка стреляй? Нет, его не дурака. Его боиса. Тогда пограничника приезжай. А если змея кусай, кто виноват? Тайга виноват…

— Запугать хотят, — протянул Миша, отирая слабой, дрожащей рукой пот со лба. — Хорошо же!..

После этого разговора Миша попросил Пелагею Семеновну достать из его вещевого мешка тетрадь, карандаш и принялся за работу. Он писал, преодолевая гнетущую слабость, головокружение, стараясь забыть про сверлящую боль в ноге, торопясь поскорее, пока есть еще силы, выполнить задуманное. По временам он впадал в забытье, но, приходя в себя, отыскивал на одеяле или на полу выпавший из рук карандаш и снова принимался писать.

Со стороны Миша мог показаться теперь одержимым: он боялся истратить без пользы лишнюю минуту, и даже когда Ли-Фу растирал ему мазью ногу, он молчал, не смотрел на него, продолжая торопливо писать.

— Тебе чего пиши, Миша? — опросил однажды с любопытством Ли-Фу, заглядывая сбоку в тетрадку. — Тебе отдыхай мала-мала надо.

— Ничего, ничего, — отмахнулся Миша и прикрыл написанное рукой. — Это назло вратам! Чтобы им неповадно было! Запугать нас хотят? Не выйдет! — Миша блеснул запавшими глазами и погрозил в пространство кулаком.

— Тебе заявление пиши? — снова спросил дунган, понимающе кивнув толовой. — Ну-ну, шанго!

На следующий день Ли-Фу пришел раньше обычного, осторожно заглянул в комнату и вдруг, всплеснув руками, подбежал к кровати и склонился над Мишей. Вслед за тем он бросился из комнаты, пронзительно крича:

— Эй, хозяюшка, иди скорей! Молодой капитана помирай!

Миша в самом деле лежал на кровати с закатившимися, помертвевшими глазами. На его безжизненно-бледном лице застыло выражение обиды.

На призывы Ли-Фу никто не явился. Дом был пуст. Дунган опустился на колени и, качая головой, стал собирать клочки исписанной бумаги, сплошь устилавшие пол возле кровати.

Отыскав под кроватью случайно уцелевший листок из тетради, Ли-Фу быстро пробежал его глазами и с недоумением покачал головой.

— Ты зачем? Отдай! Нельзя! — послышался за его спиной хриплый, прерывистый шепот.

Дунган вздрогнул, оглянулся. Широко раскрытыми, воспаленными глазами смотрел на него Миша.

— Не смей читать! Порви сейчас же! — приказал Миша, задыхаясь.

— Твоя живой, капитана? Не помирай? — радостно пролепетал Ли-Фу. Бросив исписанный листок на кровать, он начал поспешно обмахивать Мишу пестрым веером. — Ай — ай-ай, как моя испугалась, — твердил он. — Такой молодой капитана помирай!.. Не дыши, сердце не бейся… совсем помирай… Тебе кто здесь был, кто тетрадка порвал? — Дунган показал на обрывки бумаги.

— Сам я, — устало признался Миша. — Не получается у меня.

Морщась, как от сильной зубной боли, он порвал на мелкие клочки уцелевший листок бумаги, вытер вздрагивающими пальцами пот со лба и повернулся к стене.

Миша не проронил ни звука, пока Ли-Фу занимался его ногой, а как только за дунганом закрылась дверь, вынул из-под подушки чистый лист бумаги и снова начал писать.