Лев Овалов - Медная пуговица

Люди, подобные Янковской, умеют представляться кем угодно! С равным успехом она могла оказаться обруселой англичанкой, ополяченной француженкой или латвийской шведкой.

В тот день, когда события, участником которых мне довелось быть, стали разворачиваться со стремительной быстротой, как в каком-нибудь приключенческом романе, Янковская напомнила мне о моих волосах:

— Вы опять начинаете темнеть, — заметила она. — А вам не следует забывать о своей наружности.

Пришлось, как обычно, прибегнуть к испытанному средству многих неотразимых блондинок.

Когда я высох и порыжел, она пригласила меня поехать к Гренеру.

Выполняя указания Пронина, я никогда не отказывался от таких посещений.

У Гренера собиралось лучшее немецкое общество тогдашней Риги.

На этот раз было не очень много народа. Кто-то играл в карты, кто-то закусывал, сам Гренер то музицировал, то ухаживал за Янковской.

Время проходило спокойно, и даже безмятежно. Все держались так, точно такая жизнь будет продолжаться вечно.

Я стоял у рояля, перелистывал ноты и прислушивался к разговорам.

Вдруг в гостиной появился эсэсовский офицер.

Он подошел к хозяину дома и негромко что-то ему сказал.

Гренер побледнел, я это сразу заметил. Он вообще был бледный, желтоватый, его лицо отсвечивало старческой желтизной, и, несмотря на это, он заметно побледнел.

Он как-то судорожно дернулся, приблизился к Янковской, взял за руку, отвел на середину комнаты и что-то прошептал…

Мне показалось, что я разобрал слово «шеф».

Потом Гренер подошел к авиационному генералу, сидевшему за картами, прошептал что-то ему.

Тот немедленно поднялся и, не прощаясь, ничего не объясняя своим партнерам, тотчас пошел из комнаты.

Гренер развел руками и улыбнулся гостям:

— Извините, господа, но меня срочно вызывают к тяжелобольному…

Он всех выпроводил очень скоро.

Мы остались втроем — он, Янковская, я.

Он вежливо обратился к Янковской.

— Вы поедете со мной?

Она утвердительно наклонила голову.

— Я только переоденусь, — сказал он и пошел журавлиным своим шагом прочь из комнаты; через две минуты он появился в синем штатском пальто.

— Что случилось? — спросил я Янковскую, воспользовавшись минутным отсутствием Гренера.

— Хозяин! — серьезно сказала она. — Прилетел хозяин!

От Гренера я вернулся домой один, Янковская куда-то уехала вместе с ним. Она появилась у меня на следующий день уже к вечеру. Вошла, поздоровалась, уселась в столовой, выпила даже чашку кофе, внешне вела себя, как всегда, но мысли ее витали где-то далеко. Против обыкновения она была на этот раз неразговорчива. Спустя час или два, скорее для того, чтобы нарушить ее сосредоточенное молчание, чем ради самого вопроса, я поинтересовался, собирается ли она к Гренеру; от меня она часто направлялась прямо к нему. Как бы проснувшись, она ответила, что профессора сегодня не застать ни дома, ни на работе.

— Сегодня он на приеме… — Она не договорила, прошла в гостиную, закрыла двери, прилегла на диван и закурила папиросу.

Вид у нее был усталый.

— Я переночую здесь, — просительно сказала она. — Не беспокойтесь, я не собираюсь вас совращать…

Она курила торопливо, жадно, захлебываясь дымом.

— Если хотите, я отвезу вас домой, — предложил я.

— Не стоит, мне пришлось бы подняться слишком рано. Да, Август, пришло время и для вас. Тот, кто вчера прилетел, хочет вас видеть, он велел привезти вас завтра к шести часам утра.

— А кто вчера прилетел? — спросил я. — Кто это такой?

— Хозяин, — повторила она свое вчерашнее определение.

Я, конечно, догадывался, что значит это слово, но все же не угадал, кто это мог быть. Скорее всего, думал я, это кто-нибудь из руководителей немецкой тайной полиции; я даже допускал, что это могли быть Гиммлер или Кальтенбруннер.

— А нельзя яснее? — спросил я.

Она было замялась, но потом — мне ведь все равно предстояла встреча с этим человеком — сказала:

— Это один из видных деятелей заокеанской державы, который может там почти все.

— Как, сюда явился президент? — иронически отозвался я. — Или государственный секретарь?

— Нет, — сказала Янковская. — Это один из руководителей разведывательного управления.

— И, по-вашему, он так могуществен?

— Да, — сказала Янковская. — Волнами и молниями он, может быть, и не повелевает, но нет на земле человека, которого не могла бы подчинить его воля.

— Однако! — воскликнул я. — Вы здорово его поэтизируете!

— Я убедилась в его силе, — просто сказала она. — Впрочем, я выразилась неправильно. Это сама сила.

— И с этой могущественной личностью мне предстоит завтра встретиться? — спросил я.

— Да, — сказала Янковская. — Идите отдохните, я разбужу вас. Вам предстоит нелегкий разговор.

— Еще один вопрос, если это, конечно, не секрет, — сказал я. — Каким образом эта могущественная личность очутилась в Риге?

— Он прилетел из Норвегии, — сказала Янковская. — А в Норвегию прилетел из Англии. А до Англии был, кажется, в Испании… Он совершает инспекционную поездку по Европе.

— Как же его зовут, если только это можно сказать? Янковская замялась:

— Впрочем, поскольку он сам вами интересуется… Генерал Тейлор.

— И его так свободно везде пропускают? — спросил я. — И немцы, и англичане?

— А почему бы им его не пропускать? — насмешливо возразила Янковская. — Господина Чезаре Барреса, крупного южноамериканского промышленника, убежденного нейтралиста, готового торговать со всеми, кто только этого пожелает!

— Но позвольте, вы сказали, его зовут Тейлор? — перебил я свою собеседницу.

— Да, для меня, для Гренера, и даже для вас он Тейлор, но официально он негоциант Баррес, озабоченный лишь сбытом своих говяжьих консервов.

— Значит, он прибыл сюда легально?

— Вполне! Он деловой человек и торгует со всеми, кто соглашается ему платить!

— Но ведь это же только маскировка? — допытывался я. — На самом-то деле он не торгует консервами?

— Почему вы так думаете? — Янковская пожала плечами. — Еще как торгует!

Я искренне удивился:

— Генерал разведки?

— Это не мешает ему быть владельцем крупнейших мясохладобоен, — снисходительно пояснила Янковская. — Деньги и политика всегда взаимодействуют…

То, что для меня было отвлеченным понятием, для нее являлось повседневной практикой жизни!

— Но что же для него важнее? — поинтересовался я.

— Как вам сказать… — Янковская на мгновение задумалась. — То, что в данный момент приносит наибольшую выгоду! В нем прекрасно сочетаются промышленник и генерал. Официально господин Баррес интересуется латвийской молочной промышленностью: заокеанские промышленники уже сейчас думают о захвате европейского рынка…