Константин Бадигин - На затонувшем корабле (Художник А. Брантман)

— Где Антанас? — спросила Мильда, волнуясь. — Он на судне?

— Ваш супруг ушёл на «утопленник», — ответил долговязый старпом. — С полчаса как ушёл. Я вас провожу в каюту. Одну минутку. — Он открыл стенной шкафчик и снял с гвоздя ключ. Из ящика письменного стола достал связку плоских медных ключей и долго их перебирал. На судне два комплекта ключей от всех кают. Одним ключом пользуется владелец, другой — у старпома, на случай если кто-нибудь ушёл на берег и оставил в каюте непотушенную сигарету. Пожар! Если ключа на судне нет, плохо: придётся ломать дверь. Иногда секунды решают дело. Или бывает так: не закрыли иллюминатор в одной из кают под главной палубой, а судно накренилось. Вода через иллюминатор хлынула в каюту. Авария. Много случаев знает морская практика, когда вовремя открытые двери предупреждали несчастье.

— Пойдёмте, Мильда Иосифовна. — Старпом отыскал, наконец, нужный ключ.

Втроём они вошли в кают-компанию, поднялись по небольшому трапу. Старпом открыл дверь.

Войдя в каюту, Мильда сбросила платок и поправила перед зеркалом волосы. Её опять терзали сомнения, и все, о чем рассказал недавно Пятрас Весулас, казалось ей не таким убедительным, как дома. Она раскаивалась, что погорячилась и приехала.

«Как объясню это Антанасу? Имею ли я право верить механику?»

Но мысль о чем-то страшном, что должно случиться, не оставляла. И ещё запах… Мильда чувствовала: в каюте пахнет чем-то горелым, и это тревожило.

Старший механик молча стоял у дверей и внимательно наблюдал за молодой женщиной.

— Вам надо на «Меркурий?» — спросила она нерешительно.

— Да. — Весулас кивнул головой. — Не бойтесь, Мильда, будьте твёрды.

— Я не боюсь, Пятрас Весулас… Простите, мне кажется, в каюте чем-то пахнет. Нет, нет, это не табак, — поспешно сказала Мильда, увидев в руках Пятраса трубку. — Боже! Так пахло в комнате там, на косе, где я впервые встретила Антанаса!

— Ты права, Мильда, — спокойно подтвердил механик. — Здесь недавно стреляли. — Спрятав в карман нераскуренную трубку, Пятрас Весулас заглянул в спальню, отгороженную от кабинета зеленой репсовой занавеской: там было пусто.

И вдруг они услышали, как в платяном капитанском шкафу что-то шевельнулось, раздался слабый стон.

— Антанас, Антанелис! — крикнула в отчаянии Мильда. — Антанелис! — И бросилась к шкафу. — Скорее откройте! — требовала она, дёргая изо всех сил медную ручку.

Пятрас Весулас всунул в щель между дверцами большой рыбацкий нож. Дверцы разлетелись в стороны. На ковёр вывалилось человеческое тело.

— Матрос Миколас Кейрялис, — признал старший механик. — Кажется, ещё дышит. Ковёр пропитался кровью, а мы даже не заметили.

Закусив нижнюю губу, Мильда уставилась на неподвижное тело. Кто его убил? Она боялась ответить на этот вопрос.

— Вахтенный! — крикнул Пятрас Весулас, открыв дверь. — Живо на «Меркурий»! Вызови доктора. Скажи: несчастный случай. — От ярости он дышал с трудом.

На крики и топот пришёл старпом Ветошкин.

— Миколас, — пробормотал он, наклоняясь над матросом. И взял его руку, пытаясь нащупать пульс. — Все! — определил он.

…С медицинской сумкой через плечо прибежал посланный Фитилёвым военный врач, лейтенант с новенькими погонами. Он долго осматривал холодеющее тело.

— Умер только что, — подтвердил врач и стал мыть руки. — Видимо, пуля задела сердце. Может быть, самоубийство? — добавил он вопросительно.

— Самоубийство отпадает, — засопел старший механик.

Нахмурив густые брови, он отвернулся, чтобы не видеть скорби на лице Мильды.

— Я найду преступника! — неожиданно объявил он. — Каюту надо закрыть.

— Валентин Петрович, — обратился Весулас к старпому, — распорядитесь вызвать по радио уголовный розыск. А Мильда пусть побудет у вас… — И он осторожно вывел из каюты растерявшуюся женщину, спустился вместе с ней по трапу, позвякивая, словно шпорой, полуоторвавшейся подковкой.

Под водой старший лейтенант Арсеньев чувствовал себя хорошо. Встав на песок, он подтянул крепче мешок с аварийным припасом и двинулся к корме. Ему предстояло осмотреть добрую сотню метров толстых стальных листов, прочно соединённых тысячами заклёпок. Освещая путь яркой электрической лампой, Арсеньев медленно переставлял в песке пудовые водолазные калоши.

Арсеньеву казалось, что корабль напрягает все силы, как борец, на спине которого сидит противник: он медленно подымается, стараясь стряхнуть непомерную тяжесть.

«Не падай духом, друг, нажми ещё немного!» Арсеньеву хотелось подставить плечо, помочь. Он похлопал брезентовой рукой по шершавому корпусу, нечаянно задев оранжевую звезду, примостившуюся на выступе деревянного пластыря; звезда пошевелила живыми лучами и загнула их кверху.

Над водолазом железной крышей простиралось чёрное днище, границы его сливались с темнотой. Неожиданно он почувствовал толчок, будто кто-то дёрнул его за шлем.

«Зацепились шланги», — пронеслось в голове. Арсеньев быстро повернулся. В упор на него смотрела большая пучеглазая рыба. Неподвижно застыв на месте, она лениво пошевеливала плавниками. «Со шлангами, значит, все в порядке», — улыбнулся Арсеньев.

Оглядываясь на клубы мути, медленно расплывавшиеся от тяжёлых калош, Арсеньев шёл дальше. Теперь рыбы, большие и маленькие, то и дело мелькали перед стёклами иллюминатора; их, словно бабочек в тёплую летнюю ночь, манил свет фонаря.

«Но где же пробоина?» Сергей Алексеевич вынул из брезентового мешка горсть опилок. Увлекаемые течением (был отлив), маленькие разведчики-крупинки дружной золотой стайкой медленно плыли под днищем корабля. Вдруг, словно притянутые магнитом, они стремительно понеслись вперёд и закружились на месте.

«Есть, нашли, голубчики! — обрадовался Арсеньев, ускоряя шаг. — Вот оно что, заклёпки выпали! Невелика беда», — рассуждал он, нащупав светом две круглые дырки в днище.

Стайка опилок, втянутая водотоком, мгновенно исчезла в чреве корабля. Заколотив вместо выпавших заклёпок две сосновые пробки, Арсеньев опять зашагал по песчаному дну.

«Нет, моряка не сравнишь с лётчиком, — продолжал он размышлять. — Ведь пилот отдаёт машине часы, а моряк кораблю — себя целиком. Вся жизнь проходит на палубе, в машине, на мостике, вдали от дома, от родных и близких. Мальчишкой приходит моряк на корабль, а возвращается на берег стариком. Не каждый выносит, многие не выдерживают. Надо быть стойким. Тяжелы бывают жертвы морю, ох тяжелы! Но кем бы я стал, если бы снова начал жизнь? — вдруг спросил себя Арсеньев и даже остановился. — Может быть, космонавтом?»

Он представил себе бесконечное пространство среди звёзд, холод, мрак. «Конечно, заманчиво и, может быть, необходимо для человечества. Но сколько ещё дела на родной, тёплой, радостной земле! Нет, стал бы опять моряком».