Николай Шпанов - Заговорщики. Преступление

Блэкборн, попрежнему не глядя на него, проворчал:

— Я хочу знать, ради чего работаю.

— Ради спасения Англии! — внушительно проговорил Черчилль.

— Это уже цель, — согласился Блэкборн. — Если я буду в этом уверен…

— Не сегодня — завтра немцы убедят вас в этом, — сказал Черчилль.

Тут Блэкборн, кажется, впервые оторвал взгляд от колечка, чтобы вопросительно взглянуть на премьера. Но тому уже не пришлось пояснять своего загадочного заявления — телефон возвестил о прибытии нового гостя.

Черчилль поспешно проводил ученых в дверь, противоположную той, в которую через минуту, устало шаркая подошвами, вошел шеф. Черчилль пошел ему навстречу, протянув обе руки. На дряблом лице премьера появилась было радостная улыбка, но тотчас же и сбежала, едва он вгляделся в черты гостя.

— Вы не в своей тарелке? — озабоченно проговорил Черчилль.

— Если бы можно было заставить колесо жизни вращаться в обратную сторону, все пришло бы в полный порядок.

— Как часто у меня появляется подобная мысль! — с напускной грустью сказал Черчилль. — Но на мою бедную голову свалилось слишком много дел, чтобы оставить ей время для подобных пессимистических размышлений. Хорошо, что движение времени становится заметно только тогда, когда встречаешься со сверстниками.

— Вы никогда не отличались способностью говорить комплименты, сэр, — с кислой улыбкой ответил шеф.

— Но сейчас вы увидите: уже самое приглашение сюда сегодня является высшим комплиментом, какой вам может сделать премьер правительства его величества… Думаете ли вы, старина, что король поставил меня за руль для того, чтобы привести наш корабль к крушению?

Шеф сделал слабое движение протеста:

— О, сэр!

— Я того же мнения: Уинстон Черчилль мало подходит для роли факельщика империи, а?

— Странно говорить на эту тему, сэр.

— Мы вступаем в трудную полосу, старина. Чертовски сложный фарватер.

— Но руль в достаточно крепких руках, мне кажется.

Черчилль вытянул короткие руки с мясистыми, перетянутыми многочисленными складками ладонями, словно подтверждая слова собеседника.

— Плавание тоже не из легких, — сказал он.

— Да, наших начали крепко бомбить под Дюнкерком.

— Ничего, пусть побомбят, — небрежно проговорил Черчилль. — Иначе создалось бы впечатление, будто мы отлыниваем от войны.

— Потери увеличиваются с каждым днем…

— Тысячью меньше или больше — разве в этом дело, когда происходит такое… В Кале нам пришлось пожертвовать лучшими полками…

— Говорят, из Кале удалось эвакуировать едва тридцать человек из четырех тысяч?

— Этого требовал престиж Англии. Мы не можем ставить под подозрение наше желание сражаться с Гитлером.

— Донесения Гарта говорят о том, что он готов поддержать этот престиж. Его удар на юг может спасти положение…

Заметив, что Черчилль сумрачно молчит и брови его все больше хмурятся, шеф неопределенно закончил:

— Так говорят военные.

— Все это, конечно, так… — неторопливо ответил Черчилль. — Но кто поручится за то, что Франция поймет, откуда пришло спасение?.. И не кажется ли вам, что, встретив чересчур сильное сопротивление на западе, Гитлер потеряет охоту драться на востоке и что все мы завязнем в битве на годы, к удовольствию России?

— Да, обжегшись о стакан, боишься браться за кружку.

— Вот именно.

— Обжечься неприятно. Это пугает. Было бы грустно, если бы Гитлер… — мямлил шеф.

— Пожалуй, для общего дела было бы полезней, если бы его не слишком сильно пощипали во Франции, а?

— Вот именно.

— Не кажется ли вам, мой старый друг, что в данный момент это зависит от нас, а?

— Вы говорите о повороте Горта на юг, сэр?

Черчилль подошел к шефу и положил ему руку на плечо.

— Вы всегда понимали меня с полуслова, старина.

— Но не раздавят ли гунны дивизии Горта своими танками? Донесения говорят, что Гаусс поспешно вытаскивает танки из боев в центре, чтобы бросить их к Дюнкерку. Это будет кровавая баня для англичан, сэр.

— Да, мы не можем отдать наших славных ребят на истребление гуннам… Не можем. Англия никогда нам этого не простит.

— У них только два выхода: удар на юг, на соединение с французами, или…

Шеф внезапно умолк, как будто испугавшись того, что стояло за словами, которые должны были у него вылететь. Но короткие пальцы премьера ободряюще подтолкнули его в плечо.

— Ну же!..

— Или быть опрокинутыми в море… Этого Англия тоже не простила бы ни одному правительству.

Черчилль тихо рассмеялся:

— Вы упустили третий выход.

Шеф поднял на него вопросительный взгляд.

— Мы можем вытащить их из ловушки, — быстро проговорил Черчилль. — Вытащить и привезти домой.

— Вы слишком дурного мнения о гуннах, сэр, — обеспокоенно возразил шеф. — Их авиация не подпустит к берегу ни одного нашего судна, а танки тем временем превратят наши дивизии в кашу из крови и песка… Все‑таки лучший выход для Горта — удар на юг.

— А если бы немцы узнали, что мы не хотим бросать Горта на юг? Что наши мальчики покинут материк, не сделав больше ни одного выстрела?

— Покинуть Францию на произвол судьбы?

— Франция с нашей помощью — камень, которым Гитлер может подавиться. Франция без нашей помощи — кусок мяса, который может разжечь аппетит зверя и укрепить его силы для прыжка на восток.

— А если… на запад, через канал? — усмехнувшись, спросил шеф.

Черчилль отвел взгляд.

— Если бы кто‑нибудь мог об этом договориться с ними, — неопределенно проговорил он.

Шеф с усилием поднялся с кресла и, попрежнему шаркая подошвами, прошелся по кабинету. Он снял с камина маленькое бронзовое изображение якоря, повертел его в худых узловатых пальцах подагрика и, постукивая лапой якоря по мрамору каминной доски, как бы про себя проговорил:

— Англичане всегда были реалистами. Если интересы Англии требуют того, чтобы договориться… — Острая лапа маленького якоря оставляла матовые штрихи на мраморе камина, но старик продолжал все так же методически постукивать в такт медленно цедимым словам: — Англичанин всегда найдет путь, чтобы договориться как джентльмен с джентльменом.

— Ах, мой старый друг, — со вздохом опустившись в кресло и мечтательно глядя в потолок, произнес Черчилль, — если бы Гитлер поверил тому, что наша механизированная дивизия, только что высаженная у Дюнкерка, погрузится обратно на суда, не сделав ни одного выстрела; если бы он поверил тому, что Горт не начнет наступления на юго–восток, чтобы выручить левое крыло французов; если бы, наконец, этот паршивый ефрейтор поверил тому, что десять дивизий Горта покинут берега Франции!..

— Гитлер всегда представлялся мне достаточно реальным человеком, чтобы не попасться на такую удочку.