Николай Шпанов - Ураган.Привидения,которые возвращаются

Короткая сторона стола, где когда-то ставился прибор Андрея, пустовала уже несколько лет. В одинокие утра Анна Андреевна, глянув на место сына, вспоминала, как туда придвигался высокий стул и к концу завтрака на клееночке с петушками оставались следы яйца или манной каши; потом на клееночку пришла кружка с собачками…

В своих воспоминаниях Анна Андреевна как бы не замечала того, что рядом с кружкой уже взрослого Андрея ненадолго появилась маленькая чашка с золотым ободком. Эту чашку подарил снохе сам Алексей Александрович, и все-таки она казалась чужой среди грубовато-тяжелых приборов. Маленькая чашка погостила, и вот нет и ее. Хотя Алексей Александрович всегда подчеркивал жене сына свое внимание, в этом доме Вере стало холодно. У своего рано овдовевшего отца она была центром внимания, там все подчинялось ей, вплоть до беспорядка, воцарявшегося всюду, где она хозяйничала. Как-то само собою вышло, что, однажды уехав из дома Черных на курорт, она уже не вернулась к родителям Андрея.

Но Андрей не переставал часто бывать у родителей. Вот и сегодня за обеденным столом они сидели втроем. Обед подходил к концу. Все молчали. Андрей нет-нет ловил на себе тревожный взгляд матери. Генерал, чувствуя настроение жены, сидел, уткнувшись в тарелку, и с особенным старанием доедал лимонное желе. Потом Черных закурил.

— Что ж, полковник, пойдем ко мне?

Но Анна Андреевна сказала:

— Сейчас он придет к тебе, Алеша.

Генерал ткнул папиросу в пепельницу и ушел в кабинет.

Андрей продолжал молча прихлебывать черный кофе.

— Как Вера? — спросила Анна Андреевна.

Андрей пожал плечами. Взгляд его маленьких, острых — отцовских — глаз скользнул по лицу матери: она чего-то недоговаривала. Но один-два намека объяснили Андрею, что речь идет не столько об его отношениях с. Верой, сколько о нем самом. Очевидно, мать подозревает о его новой работе. Но, кроме отца, никто из домашних не знал, что Андрей ушел из института и "упаковался" в гиперзвуковую машину. Когда закончились испытания "МАКов" и аппарат "довели", Андрей был назначен командиром первой и пока единственной в ВВС эскадрильи "МАКов". Мать не могла знать ни о существовании этой эскадрильи, ни о том, что значит быть пилотом такого "МАКа", ни, наконец, о том, что он, Андрей, именно такой пилот и командир эскадрильи. Так чем же все-таки объяснить тревогу, не покидавшую ласковых глаз матери? Сколько лет в них жила боязнь за мужа! Потом пришел новый страх — мучительный, непреходящий — за сына.

— …Верочке лучше бы переехать к нам. Что ей сидеть одной?! — сказала Анна Андреевна.

Андрей бросил на мать вопросительный взгляд. Анна Андреевна повторила:

— Правда же, скучно ей…

— Скучно! — Андрей по-отцовски поднял брови. Его глаза сузились, и их холодный блеск — тоже "отцовский" — стал еще холодней. — Скучно?! А не в том ли все, что она сидит без дела? Пусть вернется на работу. Когда-то ведь бредила геологией.

Анна Андреевна покачала головой:

— Ах, Андрюша, Андрюша! По-моему, ты делаешь вид, будто не понимаешь, что с нею происходит. Поставь на минуту себя на ее место. Быть женой летчика, да еще такого, как ты…

— Что значит "такого, как я"? Ничего особенного: летчик, как все.

— А если даже "как все", — сокрушенно выговорила Анна Андреевна. — Мог бы ты сидеть где-нибудь в сибирской тайге, в экспедиции, будь Верочка летчиком, таким, как ты сейчас, а ты геологом? Мог бы ты уехать от нее?

Мать права — не уехал бы ни на день. И все-таки Андрей упрямо сказал:

— Может найти работу и здесь… Просто распустилась. Знаешь, чем кончится ее переезд к тебе? Станешь с нею цацкаться: кофе в постели, валянье до десяти, ни шагу пешком — в магазин, на дачу, к Милочке, к Вандочке… На австрийскую выставку, на вернисаж… Лучше не надо, мама. Если бы ты знала, с каким трудом я ее отучаю…

— И выходит? — Анна Андреевна покачала головой.

— Признайся, мама: чего недоговариваешь?

На этот раз Анна Андреевна отвела взгляд от глаз Андрея и снова медленно и грустно покачала головой.

— Все-таки было бы лучше, — повторила она.

И тут Андрей понял, чего недоговаривает мать. Когда-то, давно, она, бывало, осторожно заговаривала о внуках: ему с Верой пора иметь детей, все будет иначе.

Анна Андреевна, поцеловав сына, подтолкнула его к отцовскому кабинету.

Генерал Черных не любил показывать, что годы берут свое. Даже сыну. Когда Андрей вошел, отец быстро поднялся с дивана. Сухие мускулистые ноги ниже колен были туго обтянуты бриджами. С быстротой, присущей охотникам и разведчикам, генерал умел переходить от сна к бодрствованию — сразу, без зевоты и потягивания. Лишь помятая рубаха да брошенные на ковер сапоги выдавали то, что он только что спал.

Разговор завязался сразу:

— Ты заметил, что мать?..

— Ее беспокойство?

— Последние дни только и разговору, что о тебе: пора и утихомириться.

— Не понимаю…

— Что ж тут не понимать, — генерал насупился, — ей хочется, чтобы ты оставался на твердой земле, а не витал где-то там, — он повертел пальцами.

— А ты… ты тоже так считаешь?

— Речь не обо мне!.. Я даже застал ее как-то за чтением допотопной "Воздушной стратегии".

— А ты бы объяснил маме, — все с тою же иронической усмешкой сказал Андрей, — все воздушные стратегии приказывают долго жить. Не нынче — завтра отдадут нас ученым — будем изображать летающие лаборатории.

— И все-таки опять "летающие", — Черных снова неопределенно повертел пальцами. — Тебя все несет… туда. А матери хочется, чтобы ты тут… одним словом, ты меня понимаешь.

Веселые искры побежали в глазах Андрея.

— Нет, не понимаю. Скажи, в вашей молодости, когда стоял вопрос "быть Советской России или не быть", вы — ты и твои товарищи по партии, по революционной работе — просились вы сами на фронт, на самую важную работу?

— Эка сравнил! Шла борьба чуть не со всем миром.

— А разве тот мир снова не лезет из кожи вон, чтобы поставить вопрос "быть или не быть"? Какой половине мира быть? Так имеете ли право вы, старшие, не понять, почему и нам хочется туда, где всего трудней?

— Мать-то мечтала: увлекая тебя идеей учиться дальше, стать дважды инженером, засадить тебя в кабинет…

— Пусть и считает, что я все там же: просиживаю штаны над своей "думающей машиной".

— Хорошо, напомнил, — оживился генерал, — прочитай-ка мне как-нибудь лекцию: чего-то я не понимаю в кибернетике. Точнее говоря, в чем-то ей не доверяю… — И он щелкнул пальцами.

— Это ты от консерватизма, — сказал Андрей и, видя, как отец нахмурился, поспешил поправиться: — Надо понять: мы так основательно и стремительно изменяем материальную среду, что теперь для существования в ней надо переделывать самих себя.