Николай Шпанов - Лед и фраки. Записка Анке

В одной был черный кусок угля. В другой — кристалл прозрачного шпата. Зуль бессильно опустился в снег.

Лорд Мюррей, посол его величества короля Великобритании при дворе его величества короля Норвегии, раздраженно откусил кончик сигары. Это случалось не часто. Обычно лорд Мюррей пользовался гильотиной. Но вне

запное раздражение заставляет забывать не только привычки, а даже иногда и хороший тон. Посол выплюнул кончик сигары и так же коротко, как плевок, бросил в сторону вытянувшегося против него в кресле первого секретаря посольства, мистера Олькокка:

— Ослы!

Посол позволял себе не прибавлять накакого обращения при разговорах с мистером Олькокком, потому что тот был просто «мистер», и прибавлять было нечего.

Олькокк слегка приподнял брови и сдержанно подтвердил:

— О да, милорд.

— Идиоты, — прежним тоном буркнул Мюррей.

— О да, милорд.

— Дур–р–раки, — отрезал лорд.

— Я приглашу стенографистку, сэр, — холодно заметил Олькокк.

— Вот вы всегда так, — дернулся посол, — никогда не дадите мне выговориться.

— Я полагал, что это и есть тот меморандум, о котором вы говорили. Чем диктовать это вторично, с ваших слов, я просто хотел, чтобы его записали по первоисточнику.

— Вы не хотите понять нашего щекотливого положения. Ну, посудите сами, я должен поддерживать интересы какой–то явно дутой компании. Я совершенно убежден, что английские интересы в этом деле совершенно фиктивны. А между тем, с формальной стороны все как нельзя более в порядке. Компания смешанная. Английский капитал участвует в равной доле с норвежским, и я обязан оказать поддержку какому–то подозрительному субъекту, располагающему якобы половиной паев в этом предприятии. А вот помяните мое слово: шиш с маслом получит Англия со всего этого дела. Почти наверняка угадываю здесь шашни этой старой лисы Зуля. Поверьте мне, если вы увидите в Норвегии три паршивых кусочка угля, то наверняка те два, что получше, прошли через руки этого почтенного доцента.

— И вы полагаете, сэр, что в данном случае было бы проще успокоиться и предоставить эти фантастические заявки американским претендентам?

— Нужно быть дураком, чтобы не понять, что это действительно проще всего. Но… но дипломаты его величества еще никогда не искали выходов, ориентируясь только на простоту. Наша основная задача в данном случае — не дать проглотить кусок этим горластым янки. Вот и все. А потом уже, когда мы будем уверены в том, что заявки норвежско–английской компании признаны и американские притязания отпали, тогда уже мы подумаем о том, как сделать эти заявки чисто английскими. Вот тут–то и вляпается этот самый Зуль, если только участие нашего капитала в данном случае дутое. Черт с ним, пусть наживается какой- нибудь проходимец, нанятый Зулем за несколько фунтов в качестве держателя английского портфеля. Важно, чтобы он был подданным его величества.

— Итак, сэр, — перебил посла Олькокк, — если я правильно понял, наши акции должны быть направлены в сторону Советского Союза, конечно, через местное министерство. Но это направление не так существенно. Гораздо важнее акции в направлении американском.

— Да, пожалуй, именно так, мистер Олькокк, — облегченно вздохнул посол.

То, что он назвал секретаря по имени, означало удовлетворение, Дальнейший разговор был излишен.

По лестнице посольства спускались двое, высокий худой блондин — Олькокк, первый секретарь, и маленький коренастый блондин — Браун, второй секретарь.

Они удовлетворенно оглядели себя в широкое зеркало, занимающее целую стену холла. Белоснежные манишки ослепительно горели между черных лацканов. Ласточкины хвостики фраков слегка колыхались на ходу.

Олькокк медленным, размеренным движением поднял руку. В глазу у него заблестело круглое слепое стеклышко. Браун сделал то же самое быстро и отрывисто.

Оба надели строгие черные пальто и котелки.

У подъезда их ждали машины. Олькокк сел в длинный черный кузов «Кросслея». Браун взялся сам за руль маленького зеленого «Роуера». Шипя по гравию аллеи, машины разбежались в разные стороны. На радиаторах трепались маленькие сине–красные флажки с крестом святого Георга.

Хармон недовольно отбросил бланк депеши и хмуро взглянул на секретаря:

— Ну?

— Это все, сэр.

— Пошлите их ко всем чертям.

Секретарь замялся.

— Кого именно, сэр?

Хармон дернул головой:

— После отпуска вы стали еще бестолковее. Можно подумать, что вы женились.

— Но я не понял…

— Нечего было и понимать; конечно, никого.

— Понимаю, сэр.

— Уголь… то есть нет, этот остров должен быть моим. Что они воображают, что я ради чьих–то прекрасных глаз ухлопал в это дело чертову прорву денег? Как бы не так!

— Английская пресса считает, что ваше пассивное отношение к известиям с Земли Недоступности и нежелание спасать капитана Билькинса…

— Английская пресса… — перебил Хармон. — Что вы мне вечно тычете английскую прессу? У нас есть американская пресса, и ее мнение является единственно обязательным для всякого американца… В общем, это сообщение нашего посла в Осло вы попросите пока не опубликовывать. Пусть государственный департамент окажет самое твердое сопротивление покушениям норвежско–английских претендентов. Сначала нужно отогнать эту свору, а там мы увидим, как сговориться с большевиками.

— Но, сэр, государственный департамент, как и в прошлый раз, может иметь свое мнение по этому вопросу. Как и в прошлый…

— Свое мнение могут иметь только те, кто не состоит у меня на жаловании. Если вы снова сунетесь к чужим людям, то, конечно, опять провалите все дело. Узнайте в нашем иностранном отделе фамилии…

— Я вас вполне понял, сэр, — почтительно перебил секретарь.

Хармон ногтем прочистил широкую щель между большими желтыми зубами. Сплевывая досадное напоминание о завтраке, жестом отпустил секретаря. Вдогонку бросил:

— И скажите, чтобы в течение получаса никто не лез.

Он откинул голову на мягкую спинку глубокого кресла.

Через пять минут по придушенной тишине кабинета разносился тихий с присвистом храп антрацитового короля.

— Боже мой, опять этот уголь! Только и знают — нефть и уголь! Уголь и нефть! Люди положительно помешались на этих ископаемых. Право, Сюзи, жизнь наших отцов была интереснее. Дипломаты того времени рассуждали о высоких материях. А мы? Мы только и знаем, что возиться с углем и нефтью. Мы скоро почернеем от них. И ходим–то мы, как какие–то углекопы. Я думаю, что уважающий себя дипломат того времени просто упал бы в обморок, увидев,