Вениамин Рудов - Вишневая трубка

Догадываясь о причине приглашения в роскошный особняк, со вкусом обставленный старинной мебелью, он, как и Стивенс, решил, что сегодня представится удобный случай сорвать с хозяев немалую толику. Только бы не отказался Горлориз. Только бы согласился еще на одну ходку…

Он искоса посмотрел на Горлориза, продолжавшего стоять у дивана. Горлориз стоял неподвижно, уставившись тяжелым взглядом на закрытую дверь в кабинет шефа.

— Садитесь, друже Петро, — любезно предложил Стецько, освобождая место рядом с собою. — Пока пан шеф позовут нас, поговорим немного.

Петро Волченко — это был он — угрюмо оглянулся, и на душе у Стецько вдруг стало тревожно: а что, если откажется? Ведь с Горлоризом окончательно не договорились. Может быть, сделать это сейчас, пока Стивенс разговаривает с шефом? Но тут же успокоил себя: выбора у Волченко нет…

А на душе у Волченко было тревожно. Тонкие его пальцы нервно теребили пуговицу обтрепанного пальто. На худом, испитом лице ходили тяжелые желваки… Особой прозорливости не требовалось, чтобы догадаться, зачем приглашен он сюда, в этот тихий особняк, охранявшийся днем и ночью. И Стецько не просто так скалит в доброжелательной улыбке свои золотые зубы. Видать, опять понадобился…

Сегодня шеф пребывал в отличном настроении. Лучший «специалист по России» развалился в кресле, положив вытянутые ноги на мягкую, обитую темной кожей подставку. Предупрежденный по телефону, он приветливо кивнул вошедшему Стивенсу, даже некое подобие улыбки появилось на его пергаментном усохшем лице.

Стивенс почтительно поклонился:

— Господин генерал! Я привел курьера, о котором докладывал вам днем! — громко доложил он глуховатому шефу. И с первого шага не угодил, перестарался.

Глубоко запавшие глаза генерала недовольно сверкнули из-под мохнатых седых бровей:

— Не орите! Что за странная манера…

Ладно, ладно, не огорчайтесь. Тащите сюда своего курьера, — проскрипел он.

— Курьер не один. С ним Стецько.

— Какой еще Стецько? Разве мы двоих посылаем?

— Но мы с ним координируем акцию…

— «Координируем», — передразнил шеф. — Ничего мы ни с кем не координируем! Разве собаку спрашивают, хочется ли ей сидеть на цепи? Гоните в шею этого кретина!

Стивенс поспешно вышел в вестибюль. При его появлении Стецько вскочил с дивана.

— Вы, мистер Стецько, сегодня шефу не нужны, — сказал Стивенс. — Поезжайте в контору и ждите меня. Думаю, часам к…

— Но, господин полковник…

— Никаких «но»! Делайте, что велят! — возвысил голос Стивенс и, считая разговор оконченным, обратился к Волченко — Пойдемте, вас ждут.

Этот неожиданный оборот нарушил все планы Стецько. Обычно изворотливый, умеющий найти выход из самой сложной ситуации, он сейчас вынужден был покорно выполнить неприятное, прямо-таки оскорбительное в присутствии Горлориза распоряжение.

«Невежа! Хам! — негодовал Стецько, уходя в слякотную ночь. — Хоть бы ради приличия машину предложил. Тащись теперь под дождем. Ничего, мистеры, вы еще поклонитесь Стецько в ножки!»

Шеф любезно пригласил Стивенса и Горлориза к столу. Горлориз опустился в кресло, почти утонул в нем. Чтобы видеть лицо шефа, он вынужден был вытягивать шею. Узкая, как редька, голова Горлориза торчала над высокой резной спинкой старинного кресла. Лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным, и только неспокойные, с желтинкой, глаза, окаймленные воспаленными веками, выдавали его беспокойство.

Шеф бесцеремонно осмотрел гостя и обратился к Стивенсу на чистом немецком языке:

— Я представлял его этаким русским Геркулесом, а он, оказывается, пигмей.

Но Горлориз не реагировал на реплику.

— Впрочем, не в росте дело, — поправился шеф, — русские верно говорят: «Мал золотник, да дорог». Умные слова! Как вы считаете, полковник?

— Так точно! Абсолютная правда, — вскочил Стивенс с кресла. — Мистер Волченко храбрый человек… — и тотчас умолк под хмурым взглядом старика.

Шеф пожевал тонкими губами и снова заговорил, обращаясь к Волченко:

— Я много слышал о вас. Вы смелый человек! О ваших делах буквально легенды рассказывают… А мы, как известно, умеем ценить смелых людей.

Волченко явно по душе пришлась эта лесть, однако он тут же подумал: «Стелешь ты мягко, но каково спать будет? Не первый раз меня хвалят, когда нужно таскать каштаны из огня…».

Стивенс между тем волновался, так как не был уверен в благополучном исходе пере-говоров. Наблюдая за лицом своего подопечного, он еще и еще раз убедился в своей излишней, ничем не оправданной торопливости. Ничего бы не случилось, если бы эта аудиенция состоялась несколькими днями позднее… А тут старый хрыч еще вздумал Стецько прогнать. Шеф и так обозлен недавним провалом в Польше. Шутка сказать, целая резидентура провалилась! Больше трех лет ушло на ее создание, столько денег ухлопали…

— Вы давно были в России? — продолжал генерал.

— В позапрошлом году, — ответил Волченко и зябко передернул плечами при воспоминании, что едва не оставил там свои кости. Будь проклято все!

Волченко твердо решил ни за какие блага не соглашаться на ходку в Советский Союз. Не пойдет, и все! Пусть Стецько хоть раз туда сунется. Узнает тогда, что такое настоящая работа. Перед его мысленным взором промелькнули подробности последней ходки на Украину. И сейчас по ночам снится оскаленная пасть овчарки, готовой броситься и разорвать…

— Вы меня не слушаете? — ворчливо проскрипел шеф и толчком ноги отбросил в сторону подставку.

— Нет, нет, я внимательно слушаю, — очнулся Волченко от воспоминаний.

Шеф прошел по комнате. Длинные ноги его тонули в мягком ковре. Ступая, он старчески шаркал подошвами. Затем опять сел.

— Мне рассказывали, что ваш последний вояж в Россию был не совсем удачный и будто выручил вас какой-то старый приятель. Так ли?

— Верно. Помог давнишний друг Лютый.

— Что он сейчас делает?

Волченко воспрянул духом. Кто знает, быть может, его пригласили сюда не для посылки за границу? Возможно, он потребовался для наведения каких-либо справок? И охотно заговорил:

— Лютый? Он так законспирировался, что сам господь-бог и тот не узнает грозу Карпат! — Новая мысль осенила Волченко, и он глубокомысленно изрек: — Если вас интересует мое мнение, то могу доложить пану шефу, что Лютый не из того десятка, кто любит долго сидеть без дела. Но он осторожный. Осмотрится, освоится в новой ситуации и только тогда — дело… годика два на это потребуется, не меньше.

«Парень не промах!» — подумал Стивенс, поняв, к чему Волченко клонит.

Шеф криво усмехнулся. Проницательные глаза его с любопытством рассматривали тщедушного человечка.

— Здорово у вас развит инстинкт самосохранения, дорогой друг! — с иронией заметил он.