Поль Кенни - Засада в сумерках

Франсис принял комплимент, не выразив радости, которую, как предполагалось, должен был чувствовать.

— Мне очень помогла Клодин, — уверил он, рассматривая свои ногти. — Эта девушка первоклассная актриса. Она может оказать большие услуги, при условии, что ею будут хорошо руководить.

Расслабившийся Халати согласился; с игривым огоньком в глазах, он сказал улыбаясь:

— За время этого маленького путешествия вы смогли оценить все ее достоинства?

— Вы заблуждаетесь, — возразил Франсис. — Любовные игры и работа несовместимы. Я их никогда не смешиваю.

Сириец пристально посмотрел на Якобсена.

— Слышите? — саркастически спросил он. — Это то, что я называю правильным мышлением. Намотайте это себе на ус.

Скандинав, пожав массивными плечами, пробурчал с недовольным видом:

— Не понимаю, что это меняет, если в перерывах между делом порезвишься с девочкой.

— Это вопрос принципа, — отрезал сириец. — Нельзя полностью доверять человеку, слишком падкому на женские прелести.

Он снова повернулся к Коплану и сказал:

— Вы на правильном пути, продолжайте в том же духе. У нас серьезных людей ждет хорошее будущее.

Он открыл ящик стола, достал огромную пачку банковских билетов, но прежде чем начать считать деньги, спросил Якобсена, указывая на Коплана пальцем:

— Как, по-вашему, он вел себя сегодня вечером?

— Неплохо, — с неохотой признал скандинав. — Он энергичен и быстро соображает.

— Хорошо, — согласился сириец.

Он опытным движением пересчитал пачку с удивительной быстротой; отделив затем часть, он протянул Коплану.

— Вот ваша первая плата, — сказал он. — Две тысячи сирийских фунтов. Хватит вам этого для начала?

— Все честно, — ответил Коплан.

Он сложил двадцать стофунтовых купюр и убрал их во внутренний карман, пока Халати отсчитывал другую сумму для Якобсена.

Когда тот тоже спрятал гонорар, Халати заявил:

— А теперь — отдыхать! Я пригласил парней, участвовавших в акции на нефтепроводе, естественно, несколько девочек, но при них молчок. Наши дела их не касаются. Идите за мной.

Мужчины поднялись на верхний этаж и вошли в большую комнату, где раздавались смех и голоса.

Шесть празднично одетых мужчин и девять женщин, в том числе Клодин, находились в гостиной, обставленной широкими диванами, маленькими круглыми столиками и яркими пуфами. Пол и стены покрывали толстые ковры, из медной курильницы шел ароматный дым, приглушенный свет струился из розовых трубовидных ламп, расположенных на верхней части карниза. Только длинный ряд бутылок шампанского, поставленных охлаждаться в серебряные ведерки, привносил современную нотку.

Появление Халати и его подручных вызвало вопль. Эта была прелюдия к празднеству, которое — и это знал каждый — быстро превращалось в вакханалию. Сириец представил Коплана гостям. Среди участников диверсии на нефтепроводе было трое европейцев балканского происхождения и три субъекта неопределенной расы со смуглой кожей и волосами цвета воронова крыла. Впрочем, все изъяснялись на плохом французском, хотя вполне понятном.

Что же касается женщин, то все они без исключения были европейками, и все очень хороши.

Тщательно отобранные среди сотен несчастных, попадающих в сети торговцев живым товаром и отправляемых в разные уголки мира, они держались с напускной веселостью, обычной для их отвратительной профессии.

Крепко схваченная здоровенным верзилой с жадными руками, Клодин расцвела, когда увидела Коплана. Она тут же подбежала к нему, ища защиты, и проявила предупредительность, способную обескуражить ее первого кавалера.

Халати, пребывавший в хорошем настроении, замечал все. Он в долю секунды представил себе задания, которые мог поручать этой паре. Потом, отбросив заботы руководителя, он подал знак к началу праздника.

Льющаяся из невидимого источника тихая музыка сопровождала шум разговоров, прерываемый густым смехом или тоненькими, фальшиво-сердитыми возгласами.

После тоста за ИПК с ироническими восклицаниями и насмешливыми ухмылками мужчины принялись безудержно пить.

Одна из девиц — она несомненно была в ударе — вскочила на стол и, задрав юбку до пояса, принялась отплясывать французский канкан, что вызвало невероятный энтузиазм мужчин. Мощные руки стащили ее со стола и, задрав юбку, повалили на диван, и тут же она была осыпана грубыми ласками возбужденных поклонников. Меньше чем за минуту ее платье было разодрано на куски, невзирая на пронзительные протесты, только веселившие навалившихся на нее парней.

— Давай, Муссали! — завопили два или три типа, знавшие пылкий темперамент своего коллеги. — Не стесняйся, она только этого и ждет!

Сцена привлекла взгляды всех присутствующих. С горящими глазами они присоединили свои подбадривающие крики к словам веселых парней, державших девицу за руки и за ноги, не давая ей двигаться. Дрожь нездорового удовольствия быстро прекратила реплики, бросаемые многочисленными голосами, и повисла тяжелая тишина.

Тот, кого звали Муссали, больше не осознавал, что происходит вокруг него. Стиснув зубы, с натянутыми как струны нервами, он лихорадочно действовал на глазах у всех. Из горла лежавшей женщины вырвались смущенные хриплые крики.

Это продолжалось всего несколько секунд и закончилось в хоре игривых замечаний и нервных аплодисментов. Зрители потеряли интерес к происходящему в этом уголке гостиной, хотя у Муссали уже появился преемник.

Коплан и Клодин сидели, обнявшись: они не хотели выделяться и вели себя почти так же, как остальные члены банды, но сохраняли голову холодной.

— Видишь, — шепнула ему на ухо Клодин, — все время одно и то же. А когда они напьются, становится еще хуже. Только не отпускай меня от себя.

Он успокоил ее легким объятием.

Халати с двумя девицами на коленях давал полный выход своим наклонностям. Он объяснял своим спутницам, чего ждет от них, и вверялся их опытным ласкам.

В другом месте Якобсен ревел от радости, лапая подряд всех женщин, оказавшихся вблизи него. Он был пьян и переходил от одной к другой, вызывая резкий протест приятелей, которым не нравились его вторжения.

Вдруг скандинав заметил Клодин, полулежавшую рядом с Фрэнсисом среди нагромождения подушек.

Прельстившись, он сел рядом с ней, непринужденным жестом сунул руку ей под платье и провел ею до паха, лаская ногу молодой женщины.

Коплан, смотревший в потолок, ничего не видел, но почувствовал, как напряглось тело Клодин, и быстро опустил глаза.

Посмеиваясь, Якобсен ловко продолжил свою непристойную ласку.

Коплан, вскочив с удивительной быстротой, ударил скандинава кулаком в лицо. Колосс не увидел, откуда пришелся удар. Оглушенный, но не нокаутированный, он тупо смотрел на своего противника. Его рука отпустила Клодин.