Поль Кенни - Пришлите FX-18

Коплан задумался, потом прошептал:

— Инструкция типов в Мосуле предписывает им осуществить соединение с батальоном 52-го пехотного полка. Это прозрачно, как горная вода: вся дивизия в руках мятежников. Она составляет главную силу восстания и его ударный отряд.

Помолчав, он продолжил:

— Да, следи за этой частотой волн, она сообщит тебе больше, чем десять агентов. А возвращаясь к нашим пропавшим товарищам: у меня есть все основания считать, что они живы, кроме Халида. Когда мы освободим наших товарищей…

Фраза осталась незаконченной. Коплан глубоко задумался.

— Ну? — подтолкнул его Фабиани.

— …мы постараемся выяснить странное поведение твоего друга д'Эпенуа.

Фабиани и Коплан поговорили еще некоторое время, потом замолчали.

Хорошенько подкрепившись, Коплан лег немного поспать. Фабиани пришлось его сильно потрясти, чтобы разбудить и убедить пойти принять душ.

Чтобы окончательно привести Коплана в чувство, он сказал:

— Я поймал передачу на двадцати четырех мегагерцах. Оператор без конца вызывает пост с позывными ИРК-5, но не получает ответа.

— Даю голову на отсечение, что это их отделение в Мосуле! — бросил Франсис, отправляясь в ванную. — Главное, не теряй ни одного слова.

Он вернулся через двадцать пять минут с влажными волосами, гладкими щеками и просветленным взглядом.

— Налей мне скотча, — попросил он, закуривая сигарету, но, рассеянно взглянув на часы, вздрогнул.

— Восемь часов! Черт возьми, мне надо немедленно увидеться с полковником Зелли.

За их спинами динамик, встроенный в платяной шкаф, не передавал ничего, кроме посторонних шумов и атмосферных помех. Фабиани протянул Коплану стакан виски.

— Если все пойдет хорошо, что ты собираешься делать с нашими коллегами?

Франсис отпил глоток, поднял левую руку:

— Э! Не так быстро… Предположи на минуту, что в записке бравого генерала есть подвох и этот подвох и меня отправит во тьму. Что тогда?

Глаза Фабиани округлились.

— Ты думаешь, что он…

— Поставь себя на его место. Если он об этом не подумал, он дурак. Признайся, что случай удобный: если я в свою очередь исчезну вслед за другими, он выигрывает несколько дней, дает своим друзьям дополнительного заложника: хорошее дело, разве нет?

Фабиани смутился. Ясно, что в безобидном и лояльном письме Мухтара могло быть какое-то слово, имеющее особый смысл, который невозможно понять непосвященному. И с этого момента абсолютно все ставилось под вопрос.

— Как будешь выкручиваться? — недовольно спросил он.

Коплан допил виски, вновь взялся за сигарету.

— Есть только один способ проверить — сходить туда. И смотреть в оба. Если я не подам признаков жизни в три часа ночи, считай, что дела пошли плохо. Запомни адрес: полковник Зелли, Мансур-стрит, семьдесят два.

Фабиани со вздохом согласился.

— Не хочешь запастись какой-нибудь маленькой пушечкой? Мой арсенал полон.

— Слушай, — сказал Коплан. — В наши времена делают отличные штуки для парней, которые совершают неосторожные поступки.

Франсис оставил свою машину на перпендикулярной Мансур-стрит улице, ближайшей к дому полковника Зелли.

Идя по этому недавно проложенному проспекту, где многоэтажные дома стояли на большом расстоянии друг от друга, а пустырей было больше, чем домов, Коплан был во власти весьма противоречивых чувств. С одной стороны, фантастическая надежда спасти всех, с другой — серьезное опасение возможности ловушки. Неприятно…

Дом семьдесят два был современной многоквартирной пятиэтажкой, напоминающей некоторые гостиницы на Лазурном берегу. Большая дверь из кованого железа, одна из створок которой была открыта, вела в холл, где начиналась каменная лестница, поднимающаяся вокруг шахты двух лифтов.

Фамилии, написанные возле кнопок переговорного устройства, указали Коплану, что полковник Зелли живет в левом крыле, на третьем этаже. В общем, этот буржуазный дом имел самый успокаивающий вид.

Коплан поднялся, постоял перед входной дверью в квартиру офицера. Маленькое окошко с железными украшениями в форме шахматной доски находилось на уровне лица.

Нажав на кнопку звонка, Коплан стал ждать. Окошко открылось, и на него уставилась пара угольно-черных глаз.

— Полковник Зелли, please? — сказал Франсис, не понимая, какого пола его наблюдатель.

Он показал визитную карточку.

Дверь открылась. Слуга в длинном платье, тюрбане, с кинжалом за поясом поклонился и сказал на плохом английском:

— Полковник нет здесь. Ушел. Коплан скрыл свое разочарование.

— Куда? — спросил он, убирая карточку в карман пиджака.

Мимика араба была очень выразительна.

— Нет знать.

— Он в Багдаде или в отъезде? Слуга воздел руки ладонями кверху.

— Он вернется сегодня вечером или завтра? — настаивал Франсис. — Я должен его увидеть, это очень важно!

— Полковник ничего не говорить.

— Он взял чемодан?

— No.

Молчание. В отчаянии Коплан предположил:

— Он не в казарме?

Слуга с сомнением поморщился.

Поняв, что ничего не добьется, Коплан отступил.

— Я вернусь завтра, — сказал он.

Араб опять отвесил поклон, закрыл дверь.

Разозленный этой идиотской потерей времени, Коплан вышел из дома.

Возвращаясь к машине медленным шагом, он раздумывал, как бы ему отыскать офицера.

Все способы показались ему такими сомнительными, что он наконец выбрал самый простой и самый надежный: дождаться возвращения полковника домой.

Франсис проехал по проспекту в оба конца на маленькой скорости, ища уличного продавца газет или книжный магазин. Он купил у газетчика номер «Iraqi Times»,3aTCM остановился недалеко от дома.

Опустился вечер, количество повозок, верблюдов и машин уменьшилось. Скоро даже прохожие стали редкими. Город был спокоен. Заметив дату газеты — тринадцатое июля, — Коплан вспомнил об украшенных флагами улицах Парижа и о параде, который состоится завтра на Елисейских полях.

К двум часам ночи он устал по-настоящему. Зелли не было, как ветчины на тарелке мусульманина. А поскольку он обещал Фабиани связаться с ним до трех часов, ему следовало бы сразу отправляться на виллу «Шахерезада».

В конце Мансуд-стрит он свернул направо, на другом берегу Тигра он поехал по эр Рашид-стрит.

Проезжая по главной артерии Багдада, Коплан почувствовал, что город не такой, как в другие дни. Но пусть его черт поберет, если он понимает, в чем разница.

Эта стало ясно, только когда он проехал Исламский музей. Ни на этом перекрестке, ни на площадях не было постовых полицейских.

Само по себе это не было, в конце концов, таким уж удивительным. Возможно, около двух часов происходила пересмена. Или число постов было сокращено на период отпусков?