А. Квиннел - Во имя отца

— Я и сам прекрасно знаю дорогу, капитан. Я бывал в этом лазарете, когда вы еще ходили в школу. Информируйте, кого хотите... Через полчаса пришлите мне горячий черный кофе с тремя ложками сахара.

Он направился в один из коридоров, слыша позади себя голос капитана:

— Есть, товарищ полковник!

Он шагал по коридору, а его мозг быстро просчитывал сложившуюся ситуацию. Она была достаточно удачной для него. Он знал майора Григоренко и не удивился, что именно он и ведет предварительный допрос. Григоренко был известным на все управление садистом. Было желательно, чтобы Григоренко занимался допросом один, но надежды на это было мало. А капитан сейчас уже, видимо, информирует майора Яняка о прибытии в управление полковника Грузевского из Варшавы. По-видимому, Яняк замещает полковника Барчака на время его отсутствия. Яняк был трусом и наверняка не станет ничего делать до прибытия своего патрона.

Мирек не стал ждать лифта и пробежал два пролета по лестнице. Он открыл дверь, ведущую в коридор, и у дверей лазарета увидел сидящего па стуле ефрейтора с автоматом в руках. Мирек взглянул направо — в том конце коридора никого не было видно. Он направился к лазарету быстрым шагом. Когда он приблизился, ефрейтор вытянулся по стойке «смирно». Мирек рявкнул:

— Полковник Грузевский, отдел "Н", Варшава. Я прибыл, чтобы сменить майора Григоренко.

Ефрейтор колебался. Мирек резко добавил:

— Ефрейтор, у меня мало времени, чтобы тратить его попусту. Полковник Барчак проинформирован о моем приезде.

Властный тон Скибора и упоминание имени начальника подействовали на ефрейтора, и он открыл тяжелую дверь в лазарет. Входя, Мирек бросил:

— Если мне что-нибудь понадобится, я дам вам знать. Сами не беспокойте меня, ясно?

— Да, товарищ полковник!

Мирек закрыл за собой дверь. Он оказался в небольшом тамбуре перед лазаретом. Дверь, ведущая туда, выглядела очень внушительно. Во время войны это здание использовало гестапо, а затем оно на некоторое время перешло в ведение НКВД. Немцы весь этот этаж называли лазаретом, и название это сохранилось до сих пор. Мирек остановился на секунду, чтобы собраться с мыслями. Он расстегнул кобуру, похлопал по верхнему карману кителя — авторучка была на месте. Он только взялся за ручку двери, как услышал, несмотря на звукоизоляцию, тонкий протяжный крик. Мирек повернул ручку и открыл дверь.

Свет был очень ярким и на секунду ослепил Мирека. Когда глаза привыкли к освещению, он увидел Аню, распростертую на столе. Она была абсолютно голой, руки и ноги были крепко привязаны к столу. Ее пронзительный крик постепенно переходил в хрип. Майор Григоренко стоял рядом со столом. На нем были брюки и майка, мокрая от пота. В руках он держал металлический стержень. Конец стержня скрывался у Ани в паху. От другого конца к стенной розетке тянулся провод. У головы Ани стоял ефрейтор, давивший ей на плечи. Его широкое славянское лицо тоже было мокрым от пота. Оба, пораженные, глядели на улыбавшегося Мирека. Когда Григоренко поднял стержень, по телу Ани прошли судороги.

— Какого черта?..

Мирек двинулся вперед, вежливо объясняя:

— Полковник Йозеф Грузевский, отдел "Н", Варшава. Я нахожусь здесь, чтобы сменить вас на допросе.

По лицу Григоренко было заметно, что он расстроился. Он мрачно сказал:

— Мы не ожидали, что вы прибудете сюда так скоро. Мирек сказал:

Случилось так, что я находился в Кракове. Остальные вот-вот прибудут. Вы уже что-нибудь выяснили?

Майор пробурчал:

— Пока держится.

Мирек подошел к столу. Аня повернулась к ним и посмотрела на него туманным взором. Он надеялся, что, услышав его голос, она все поймет, и оказался прав. Мирек повернулся к Григоренко.

— Что вы используете?

— Электрошок. Мне сообщили, что вы привезете с собой достаточно оборудования, а у меня больше ничего нет.

Все это время он внимательно разглядывал Мирека.

— Мы никогда раньше не встречались?

Мирек покачал головой:

— Сомневаюсь. Я закончил двухгодичный подготовительный курс в Блашьени. Если электрошок — это все, чем вы располагаете, то и такой штуковиной можно кое-чего добиться.

Григоренко осклабился:

— Я как раз собирался запустить его ей в задницу.

Мирек снова улыбнулся:

— Ну, в этом нет ничего оригинального. Я покажу вам кое-что такое, чего вы никогда не видели и о чем никогда не слышали. Электрошоком надо пользоваться, зная определенные точки на теле человека. Сейчас я их вам покажу.

Мирек расстегнул карман и достал авторучку с надписью «Дэнби». Он снял колпачок и наклонился над Аней.

Теперь наблюдайте за мной очень внимательно, майор. И вы тоже, ефрейтор, вам тоже не мешает этому поучиться.

Мирек медленно протянул руку и, наклонившись над Аней, обозначил чернилами крестик на подколенном сгибе ее правой ноги, которая слегка дергалась от прикосновений. Затем Мирек поднял руку и обозначил крестиком точку под правой грудью Ани, пояснив:

— Это — особенно действенная точка, но она должна быть именно под правой грудью, справа. Подойдите ближе и рассмотрите все получше, майор.

Заинтересованный, Григоренко склонился над Аней, вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть точку. В тот же момент Мирек слегка повернул руку и, нажав на букву "Д" в слове «Дэнби», вонзил десять сантиметров смертоносного металла в глазное яблоко Григоренко. Вонзившись в глаз, лезвие проникло и в мозг. Палач опрокинулся на пол, слабо вскрикнув в агонии. Ефрейтор был ошеломлен. Он и шелохнуться не успел, как Мирек ударил его в горло напряженными пальцами. Тот с хрипом упал. Мирек быстро обошел вокруг стола и всадил лезвие в сердце ефрейтора. Оба тела еще конвульсировали в агонии, а Мирек уже начал освобождать Аню.

— С тобой все нормально?

— Да, Мирек. Ты не должен был приходить сюда, это полное сумасшествие.

Мирек в ответ только усмехнулся:

— То же самое мне говорили и остальные. Боль была терпимая?

Руки у Ани были свободны, и она стала потирать запястья.

— Я страдала не от боли, а от сознания, что мои страдания доставляют им удовольствие. Я очень хотела побыстрее умереть... На самом деле!

Мирек наконец развязал последний ремень, и Аня опустила ноги на пол. Он обнял ее и сказал:

— Нам еще предстоит многое, чтобы выбраться отсюда. Надо торопиться.

Указав на ее одежду на стуле, он бросил:

— Одевайся, Аня. Я вернусь через минуту.

Он вышел, а Аня бросилась к стулу и стала одеваться. Тела на полу теперь уже были абсолютно неподвижны. Аня посмотрела на них и попыталась вызвать в себе хоть малейшее сострадание, хотя бы простить их, но не ощущала ничего, кроме отвращения.

Когда Аня уже обувалась, Мирек заглянул в дверь и прошептал: