Джон Ле Карре - Секретный пилигрим

Позвольте мне заранее перед вами извиниться. В те времена я очень мало знал о других званиях. Я происходил из офицерской касты – в буквальном смысле слова, поскольку служил в Королевском флоте, – и считал абсолютно естественным то, что рожден для высших слоев социальной системы. Цирк – это только маленькое зеркальце той самой Англии, которую он защищает, поэтому мне казалось в равной степени правильным, чтобы наши наблюдатели и люди смежных профессий – ночные взломщики и соглядатаи – были выведены из этого цеха. Вы не можете, надев шляпу-котелок, долго кого-нибудь преследовать. Голос с придыханием, как у диктора Би-би-си, не может гарантировать вашу конспирацию, уж коли вы находитесь за пределами лондонской “золотой мили”, и менее всего, если вы изображаете из себя уличного торговца, мойщика окон или почтальона. Поэтому в лучшем случае вы можете представить меня как неоперившегося курсанта морского училища, сидящего среди своих более опытных и менее привилегированных товарищей по плаванию. И вы должны увидеть Монти не таким, каким он был, а таким, каким я видел его в тот вечер: охотником с обостренным чутьем, готовым к схватке. Нас было десять человек, включая Монти: три команды по трое и на всех одна женщина, чтобы можно было охватить женские уборные. Таков был принцип. Монти нас контролировал.

– Добрый вечер, студент, – сказал он, становясь перед доской и обращаясь прямо ко мне. – Думаю, всегда приятно для поднятия тонуса соприкоснуться с чем-то качественным.

Все смеются, я – громче всех, хорошая разминка для его людей.

– Объект на завтра, студент. Его Королевское Суверенное Высочество Толстяк, известный также под именем…

Повернувшись к доске, Монти взял кусочек мела и старательно вывел длинное арабское имя.

– А цель нашей миссии, студент, ОС, – подытожил он. – Надеюсь, ты знаешь, что такое ОС, не так ли? Я не сомневаюсь, что вас учат этому в Итоне для шпионов.

– Общественные связи, – ответил я, удивившись возможности такого развлечения. Но, увы, на языке наблюдателей это были начальные буквы “охранять и сообщать”. Наше завтрашнее задание, а также задание на то время, пока наш королевский гость останется под нашей ответственностью, состояло в том, чтобы обеспечить полную его безопасность, а также доложить в Главное управление обо всем, что касается его деятельности – социальной или коммерческой.

– Студент, ты будешь с Полем и Нэнси, – сказал мне Монти, снабжая нас остальной оперативной информацией. – Ты, студент, будешь третьим в группе, и сделай одолжение, исполняй то, что тебе говорят, независимо ни от чего.

И теперь мне самому, а не со слов Монти, хотелось бы дать вам справку о деле Толстяка с позиции человека с двадцатилетним опытом. Даже теперь, вспоминая, кем я себя мнил и каким должен был показаться Монти, Полю и Нэнси, я заливаюсь краской стыда.

Надо понимать, что признанные торговцы оружием в Великобритании считают себя крутой элитой – как раньше, так и теперь, – и привилегии, которыми они пользуются в полиции, бюрократическом аппарате и разведслужбах, абсолютно несоразмерны. Я никогда не мог понять причин, по которым это ужасное занятие ставит их в доверительные отношения с данными органами. Может, они представляют собой реальную иллюзию пушек, как суровую правду жизни и смерти. Может, их товары в ограниченных умишках наших чиновников наводят на мысль о такой же власти, как и у тех, кто берет это оружие в руки. Понятия не имею. Но у меня было время, чтобы как следует познакомиться с внешней стороной жизни и понять, что влюбленных в войну людей больше, чем тех, кто когда-либо мог принять в ней участие, и что для удовлетворения этой любви покупается больше оружия, чем необходимо на самом деле.

И еще надо усечь, что Толстяк был одним из самых ценных клиентов этой отрасли. И что наше задание “охранять и сообщать” было всего лишь маленькой частью намного более крупного дела – опекать и вынянчивать так называемое дружественное арабское государство. А это означало – и означает поныне – подхалимаж, подкуп и лесть по отношению к их князькам на наш английский манер, чтобы выманить желанные концессии для удовлетворения нашей нефтемании, а заодно и пораспродать достаточно английского оружия, чтобы сатанинские мельницы Бирмингема не переставали вертеться ни днем, ни ночью. Этим и можно было объяснить идущее изнутри отвращение Монти к нашему заданию. Во всяком случае, мне хочется так думать. Известно, что старые наблюдатели любят поучать, и на это есть основания. Сначала они наблюдают, после думают. Монти вступил в “думающую” стадию.

А что касается Толстяка, то основания для такого обращения были безупречными. Он был никчемным братом правителя богатого нефтью эмирата. Он отличался своенравием и имел склонность забывать, что раньше покупал. Он-то и прилетел, что было объявлено, в “Боинге” правителя на военный аэродром под Лондоном, который освободили специально для него, прилетел, чтобы немного поразвлечься и сделать кое-какие мелкие покупки, среди которых, как мы полагали, будут и такие безделушки, как парочка бронированных “Роллс-Ройсов” для себя, половина побрякушек от Картье для его подружек на всем земном шаре, сотня или около того наших не самых последних пусковых установок для ракет “земля – воздух” и эскадрилья или две наших не самых последних боевых истребителей для его коронованного братца. И, уж конечно, смачный контракт с британским правительством на поставку запасных частей, обслуживание и обучение, благодаря которому и Королевские Военно-воздушные силы, и поставщики оружия продержатся без забот еще много лет. Ах да, и нефть. Нам ведь нужно горючее. А как же!

Свита его, не считая личных секретарей, астрологов, подхалимов, нянек, детей и двух учителей, включала еще личного врача и трех телохранителей.

И, наконец, жена Толстяка с совершенно несообразным прозвищем, поскольку с Первого Дня наблюдатели Монти окрестили ее Пандой, углядев темные круги под глазами, когда лицо ее не было закрыто покрывалом, да и своим задумчиво-уединенным поведением походила она на вымирающее животное. У Толстяка была вереница жен, но Панда, хоть и самая старшая, была самой любимой и, возможно, терпеливее всех сносила увеселительные поездки мужа, поскольку он любил ночные клубы и азартные игры – вкусы, за которые мои коллеги-наблюдатели возненавидели его от всего сердца еще до его приезда, потому что знали, что редко когда он засыпает раньше шести часов утра, проиграв при этом обычно сумму, в двадцать раз превышающую их общее годовое жалованье.

Компания остановилась в прекрасном отеле в Уэст-Энде, заняв два этажа, соединенных специально установленным лифтом. Толстяк, как и многие сорокалетние сластолюбцы, очень беспокоился о своем сердце. Его волновали также микрофоны, и лифт он любил использовать как безопасное в этом отношении помещение. Поэтому прослушиватели из Цирка заботливо установили ему микрофон и в лифте, где рассчитывали наслушаться пикантных новостей о последних дворцовых интригах или узнать о любой непредвиденной опасности, грозящей списку военных покупок Толстяка.