Андрей Гуляшки - Последнее приключение Аввакума Захова

И вот благодаря своему особому отношению к абсурдному я был, пожалуй, единственным из сотрудников лаборатории, кто искренне сочувствовал профессору. Остальные добросовестно выполняли его указания, потому что с уважением относились к его научному имени — да и им самим была не чужда амбиция, — хотя порой улыбались скептически, а иногда и того хуже. Только я улыбался профессору с неизменной восторженностью.

Я и по сей день не знаю: правительство ли поручило разработку «универсальной» вакцины или же идея «универсальной» была предложена самим профессором правительству и получила его благословение. В конце концов, это не имеет значения и потому не так уж занимает меня. Волновали в этом задании тогда, да и сейчас еще кажутся знаменательными, та особая секретность, с которой велись работы, а также кодовое название нашего эксперимента «Антивирус-У». Обычно мы не окружаем таинственностью свои исследования, а что касается шифровки рабочей задачи, то мы делали это впервые. Зашифровывать ее было, конечно, излишне, потому что всей лаборатории было известно, да и многие специалисты, не работавшие у нас, знали, что мы ищем, куда направлены наши усилия. Ну, ладно!

Но если кодовое название эксперимента не представляло ни для кого особой тайны, секретность работы по осуществлению самого эксперимента соблюдалась строжайшая. Над другими заданиями мы обычно работали сообща, и каждый из нас знал,как про двигается дело и какого этапа мы достигли. В работе над «Антивирусом-У» стиль наших исследований изменился коренным образом. Теперь каждый из нас решал лишь какую-то частную задачу. А уж сам профессор собирал воедино все решения, и потому только он имел ясное представление о целом. Даже первый помощник профессора, доцент Войн Константинов, с трудом, словно в густом тумане, ориентировался в этой работе.

Мне профессор поручил приготовление трех видов бульона — питательной среды. Три месяца спустя, когда эта примитивная работа стала мне уже невмоготу, профессор заправил каждый из моих бульонов порцией различных вирусов и велел следить за ними, а также подробно описывать их развитие. Три раза в неделю я брал вирусы из первого бульона и смешивал их с вирусами из второго, а вирусы из второго бульона смешивал с вирусами из третьего. Потом брал вирусы из третьего бульона и смешивал их с вирусами из первого бульона, и так далее, в том же порядке и до бесконечности. Точнее, до прошлого месяца.

Может быть, читателя удивит чередование числа «три», от которого действительно попахивает алхимией. Меня это тоже удивляло, и я как-то спросил об этом профессора, но он, вместо того чтобы ответить мне своим обычно теплым голосом, вонзил в меня такой холодный и резкий взгляд, что с тех пор у меня начисто отпала охота проявлять любознательность. Я превратился в грустного молчальника. В молчальников превратились и мои коллеги. Они тоже попытались было вытянуть из профессора хоть какие-нибудь объяснения, но и их постигла та же участь: шеф каждому сделал взглядом инъекцию замораживающего мозг хлорэтила, и любопытство их тотчас угасло, как задутая свеча. Ну, ладно!

Я говорю «ну, ладно», потому что ничего другого не могу сказать — просто не знаю. Даже развязный и нагловатый Найден Кирилков прикусил язык и ни о чем не спрашивал профессора. Хотя по-прежнему отпускал разные дерзкие словечки любовного смысла Марине и нахально ухмылялся ей.

Тут уместно отметить, что профессор впервые предстал перед нами как человек замкнутый. Правда, он и раньше был не особенно общительным и разговорчивым, но, когда мы начали операцию «Антивирус-У», его необщительность и молчаливость удесятерились. Зато глаза его засверкали еще сильнее, и порой зрачки их горели так ослепительно, словно оконца плавильной печи. Недаром языкастый Найден Кирилков бесцеремонно назвал его однажды «алхимиком» — мало сказать, не велика честь! Но это сомнительное слово было брошено человеком сомнительной репутации, и потому я не придал ему значения. Произнеси его человек серьезный, я все же почувствовал бы необходимость потребовать объяснения. Как бы необычно и даже странно ни держался наш профессор, мое прежнее восторженное отношение к нему было неизменным. Этот большой ученый, полагал я, просто увлекся абсурдным экспериментом.

Несмотря на строгую секретность производимых нами опытов, в стенах лаборатории и за ее пределами начали распространяться разные слухи. И какие! Самые фантастические! Так, например, в последнее время стали очень настойчиво утверждать, что профессор, мол, уже на пороге создания генетическим путем какого-то нового вируса, которого вообще не существовало во вселенной до нашего времени. Изменяя якобы генетический код известного вируса, он создает новый, доселе неизвестный! Забавляется, как некогда забавлял-са сам бог Саваоф, создавая различные виды животных. Хорошенький слух, не правда ли? От таких слухов волосы дыбом встанут. Потому что, если в лабораториях начнут сотворять генетическим путем разные но-ные вирусы, где гарантия, что через некоторое время в тех же лабораториях не начнут сотворять новые виды человеческих существ? Существ, оплодотворенных Рацио и рожденных Логикой? Кибернетические уроды научно-технической революции?

Как-то утром профессор явился в лабораторию в строгом официальном костюме, словно на правительственный прием или юбилей. Его сильно увядшее за последнее время лицо было цвета ржавой жести и казалось болезненным больше, чем обычно, но глаза возбужденно сверкали, и в «окошечках печи» то и дело вспыхивал необыкновенно яркий огонь. Он позвал всех нас к себе — в свой угол лаборатории, где стоял его письменный стол и несгораемый шкаф, — и сообщил нам, правда, не так торжественно, что эксперимент «Антивирус-У» находится на завершающей стадии и что нас, слава богу, можно порадовать доброй вестью. Он открыл несгораемый шкаф, вынул оттуда склянку с красной этикеткой, на которой были изображены череп и две кости («Очень опасно!»), и, слегка постучав по ней указательным пальцем, пояснил, улыбаясь, что она содержит новый вирус, который, по его мнению, послужит основой для будущей «универсальной» вакцины.

«Этот вирус, который я предлагаю временно назвать „Новый— У-1“, — плод наших общих усилий, детище всего нашего коллектива. Теперь нам предстоит исследовать его качества, классифицировать и определить его место среди других болезнетворных вирусов. Мои первые впечатления от него пока еще скромны, но все же у нас есть основания думать, что из всех известных вирусов, вызывающих грипп, наш „Новый — У-1“ во много крат сильнее». Тонкие губы нашего профессора при этих словах изогнулись в некоем подобии улыбки. Мне, во всяком случае, показалось, что это улыбнулся лежащий в гробу мертвец. «Вы должны радоваться, дорогие коллеги, — продолжал он, оглядывая нас своими жгучими глазами, и мне показалось, что они как-то странно улыбаются. — Должны радоваться, — повторил он, — ведь вы создали новое существо!»