Картер Браун - Смертельный блюз

— Есть телефон? — спросил я с удивлением.

— И даже электричество. За деньги все можно иметь. Если захочешь, даже выкачать всю воду из залива.

Я глянул на часы. Стрелка двигалась к одиннадцати. Поздновато. Но не для лейтенанта Хардинга.

Лейтенант выслушал меня молча. Я понял, что он смертельно устал за день, и все, происшедшее со мной, кажется ему одной из историй барона Мюнхгаузена. Письмо под пыткой, утопление, Вальдес и его «галера»...

— Вы здорово напились, Бойд, если несете такую околесицу.

— Я понимаю, во все это трудно поверить. Но если вы заглянете в мое жилище или пошлете туда помощника, то на столе в гостиной, я уверен, уже валяется письмо с моим «признанием» в убийстве Элен Фицрой. Готов спорить, что Барон уже подложил его туда.

— Я проверю, — пообещал лейтенант. — Однако не усомниться в ваших бреднях может только безумец.

— Побудьте им еще немного, Хардинг, — сказал я. — Представьте, что Грег Бейли ведет довольно хитрую игру. Он уже добился того, что Вулрих передал ему страховой полис Элен.

— Откуда вы это знаете?

— Так утверждает Барон!

— Интересно... Это я тоже проверю.

— Бейли придумал весь этот план: мое «самоубийство», разоблачение меня и Вулриха... Он заплатил или пообещал заплатить Барону за исполнение плана...

— Бейли и Барон... Эта связка возможна.

— А вам не кажется, лейтенант, что ситуация со страховыми полисами меняет расклад сил? Если полис у Бейли, то у него появляется мотив для убийства Элен Фицрой!

— Мотив есть, согласен...

— Значит, Бейли мог убить певицу!

— Нет, Бойд, есть одно обстоятельство, которое полностью уничтожает ваши подозрения. Бейли не убивал. На момент убийства у него имеется алиби!

Я чуть не сбросил телефонный аппарат на пол.

— Хардинг, помнится, вы говорили, что никто не может засвидетельствовать непричастность финансиста к выстрелу в Элен Фицрой.

— Кое-что изменилось. Когда я допрашивал Бейли, то не знал, что его в тот вечер видел полицейский патруль. Бейли прогуливался по набережной, а один подонок нацелился его ограбить. Полисмен из своей машины заметил, что подонок следит за хорошо одетым господином, и стал в свою очередь следить за обоими. В это время произошло убийство Фицрой. Бейли не знал, что был под наблюдением полиции. Однако согласитесь, алиби у него стопроцентное. Только тогда, когда мелкого грабителя арестовали, был составлен рапорт, и я узнал о полной невиновности Бейли.

— Значит, мы не сможем посадить его за решетку, — вздохнул я. — У нас по-прежнему нет прямых улик. Только мое поцарапанное ухо.

— Пусть какая-нибудь красотка пошепчет в него свои заклинания, — отшутился Хардинг.

— Лейтенант, я дал вам факты. Неужели вы оставите Тушу и Лапчатого гулять на свободе? Я даже знаю, где они — в ресторане «хоронят» меня!

— Подпортить им праздник? — Хардинг повеселел. — Хорошо, этих головорезов мы арестуем, сейчас вышлю патрульную машину. Значит, вы заявляете, что они покушались на вашу жизнь?

— До сих пор ребра болят... и шея...

— А Луи Барон?

— Без подручных он — что оса без крыльев, — сказал я. — Убежать Барон не сможет, гавань находится под усиленным наблюдением. Так? Мне кажется, Барон не опасен.

— А если он предпримет вторую попытку лишить вас жизни, Бойд?

— Тогда он должен знать, где я нахожусь, а я сейчас в не доступном для него месте.

Мы еще немного поговорили с Хардингом, и я повесил трубку.

Оказалось, что Вальдес все это время находился возле меня и не пропустил ни слова из моего разговора с лейтенантом.

— Может, вы расскажете мне подробнее про убийство Элен Фицрой, — попросил он, заваривая новую порцию кофе.

— Хорошо, — согласился я, прекрасно понимая, что не могу отказать гостеприимному хозяину «галеры», второй раз выручившему меня.

— Я ведь был ее почитателем, — пояснил Вальдес.

— Кого?

— Элен Фицрой. Я очень люблю джаз, обожаю блюзы. У меня большая фонотека, мистер Бойд, — сказал он с гордостью. — Импровизации Моската Муллинса и Элен Фицрой приводят меня в такое волнение... Когда я купил эту пластинку, то был на седьмом небе от счастья!

— Вы что-то сказали о пластинке?

— Этот диск вышел полгода назад. Джазовые импровизации, соло на трубе. Муллинс играет, как бог. Есть и сопровождающие инструменты, но их не слышишь — только его трубу. А как поет Фицрой! Хотите послушать?

— Здесь, па судне?

— У меня есть проигрыватель.

Как драгоценность, он достал из шкафчика красивый конверт и поставил пластинку на проигрыватель.

Я приготовился слушать: надо было как-то коротать время, пока Вальдес сбивает коктейли.

Еще я подумал: вот живет человек, все деньги тратит на себя, точнее, на свои причуды. У него ничего нет, только одно сплошное хобби: яхта и джаз, путешествия и музыка. Счастлив ли он?

Вальдес стоял спиной у бара. Но я видел, как вздрогнула его спина, когда раздались первые аккорды...

Труба и голос... Я купался в волнах восхитительной музыки. Закрыл глаза. Элен Фицрой стояла передо мной живая в белом бикини в черный горошек.

Элен исполнила блюз «Тело и душа» и затянула другой блюз — «Синий лес»... Оказывается, у нее был великолепный голос. Я впервые слышал, чтобы голос и инструмент вошли в такое единство. Это была полнейшая гармония: голос звучал, как труба, и труба пела, как человеческий голос, иногда не различал, где Москат, где Элен...

Прокрутилась первая сторона пластинки, Вальдес подал мне коктейль. Я освежил им свое горло.

Осторожно поддерживая пластинку за края, Вальдес повернул ее. Щелчок... Зазвучала музыка.

Теперь вздрогнул я, услышав знакомый блюз, который так часто, с разными вариациями, наигрывал Муллинс. Но впервые за эти дни у меня появилась возможность вслушаться в то, что говорила труба.

Это была история мужчины и женщины, история любви.

Вначале труба пела ясно и чисто. Мужчина радовался своему чувству, новому и необычному, радовался солнцу, жизни, людям... Постепенно мелодия сломалась. Труба начала недоумевать, жаловалась, обижалась... Мужчина по-прежнему обожал женщину, а вот она... Она охладела к нему. Она больше не хотела его любить. Она уходила, а если возвращалась, то чтобы снова уйти.

Он рвался к ней, она отталкивала.

Мужчина просил, заклинал, винил себя во всех грехах. Женщина была неумолима.

Между ними произошел разрыв — мужчина боялся поверить в то, что он окончательный.

Финал. Труба оплакивала погибшее чувство. Одиночество, пустота... Жалобные звуки наполнили пространство. И вдруг прорвались те, начальные аккорды, когда все было прекрасно и радужно, когда двое любили друг друга. Все было и все прошло.

Музыка смолкла.

Вальдес выключил проигрыватель.

Я так и не притронулся к своему коктейлю.