Лоуренс Блок - Когда закроется священный наш кабак

— Выкидной нож. Женщина была убита другим.

— О?

— То, чем она была зарезана, имело лезвие в шесть дюймов длиной и два — два с половиной дюйма шириной. Что угодно. Очень даже похоже на кухонный нож.

— Но вы его не нашли.

— Нет. У них в кухне полно всяких ножей, два разных набора. Когда живешь в доме двадцать лет — ножи накапливаются. Тиллари не смог сказать, пропал ли хоть один. В лаборатории просмотрели те ножи, что мы нашли, но крови на них не обнаружили.

— Так ты думаешь...

— Что один из них взял нож с кухни, поднялся наверх по лестнице, убил ее и потом выбросил этот нож на какой-нибудь помойке или в речку, куда угодно.

— Взял нож с кухни.

— Или принес его с собой. Круз постоянно носил с собой выкидной нож, но, возможно, он не хотел убивать женщину своим ножом.

— Получается, что он пришел сюда, планируя ее убить.

— А как еще?

— Я думаю, что они пришли ограбить дом и не знали, что она здесь.

— Да, ты хочешь видеть ситуацию в таком свете, потому что пытаешься обелить этого самодовольного ублюдка. Значит, грабитель пошел наверх, прихватив с собой нож. Зачем тогда взял нож?

— На тот случай, если наверху кто-то есть?

— Зачем тогда пошел наверх?

— Искал деньги. Многие люди держат наличные в спальне. Он открывает дверь, а она там. Она в панике, он в панике...

— И убивает ее.

— Почему нет?

— Черт, это звучит так же разумно, как любая другая версия, Мэтт. — Он поставил стакан на кофейный столик. — Еще один допрос, и они проболтаются.

— Они много всего порассказали.

— Да. А знаешь, что самое важное из того, чему надо обучить новичка? Это как зачитать задержанным об их правах, но так, чтобы они совершенно не придали этому значения. «Вы имеете право хранить молчание. А теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне, как все было». Еще один допрос, и они поймут, что лучший способ свалить все на Тиллари — это сказать, что он их нанял.

— Но тогда они признаются в совершенном убийстве.

— Знаю, но с каждым разом признаются все больше и больше. Не знаю, мне кажется, что я мог бы вытянуть из них все. Но тут они получают адвоката, и это, черт возьми, означает конец нашим милым разговорам.

— Почему ты так хочешь обвинить во всем Тиллари? Только потому, что он гулял налево?

— Все гуляют налево.

— Об этом я и говорю.

— Свою жену убивает тот, кто не гуляет налево, а хотел бы. Или тот, кто влюблен в какую-нибудь молодую симпатичную пташку, хотел бы на ней жениться и стареть вместе. Тиллари не любит никого, кроме себя. Еще доктора. Доктора всегда убивают своих жен.

— Тогда...

— У нас полно мотивов, Мэтт. Он должен много денег, которых у него нет. А она была готова его бросить.

— Его подружка?

— Его жена.

— Ничего об этом не слышал.

— От кого бы ты мог это услышать, от него? Она говорила об этом с соседкой, говорила со своим юристом. Смерть тети сыграла свою роль. Во-первых, жена стала наследницей, а во-вторых, рядом больше не было старой леди. О, у нас полно мотивов, мой друг. Если мотива было бы достаточно, чтобы повесить человека, можно было бы уже смело отправляться за веревкой.

— Он твой друг, да? — спросил Джек Диболд. — Поэтому ты оказался во все это втянут?

Мы покинули дом Тиллари ближе к вечеру. Я помню, что было по-прежнему светло, но в июле светло даже в вечерние часы. Я выключил в доме свет и убрал бутылку «Уайлд Тёрки». В ней осталось не так уж и много. Диболд все шутил, что мне надо было вытереть отпечатки с бутылки и стаканов.

Джек был за рулем своего изрядно ржавого форда «Ферлейн». Мы поехали в одно местечко, шикарный ресторан недалеко от въезда на мост Верразано, где подавали мясо и морепродукты. Его здесь знали, и я понял, что счета не будет. У большинства полицейских были такие ресторанчики, где они могли подкрепиться не заплатив. Некоторых это смущало, не пойму почему.

Поели мы хорошо: креветки в соусе, кусочки филе, горячие булочки из непросеянной ржаной муки, запеченный картофель.

— Когда мы были подростками, — сказал Диболд, — считалось, что мужчина, который питается подобным образом, ведет себя правильно и получает от жизни удовольствие. И слова не было о холестерине. Сейчас же только об этом и говорят.

— Это точно.

— У меня был напарник. Не знаю, был ли ты с ним знаком. Джерри О'Бэннон. Знал его?

— По-моему, нет.

— Он помешался на здоровом образе жизни. Сначала бросил курить. Я никогда не курил, поэтому мне никогда не приходилось бросать, но он бросил, а потом пошло одно за другим. Он сильно похудел, поменял диету, начал бегать трусцой. Выглядеть он стал ужасно, как выжатый лимон, понимаешь, о чем я? Но он был счастлив, он был очень доволен собой. Никогда не напивался, заказывал только одно пиво и на этом останавливался или, выпив, переключался на содовую. Такая французская вода. «Перье», знаешь?

— Угу.

— Неожиданно она стала очень популярной, простая содовая, а стоит больше, чем пиво. Если поймешь в чем тут дело, объясни мне как-нибудь. Он застрелился.

— О'Бэннон?

— Да. Я не говорю, что это связано между собой: потеря веса, употребление содовой и самоубийство. Но та жизнь, что ты ведешь, и то, что ты видишь... Что тут скажешь: полицейский идет и засовывает в рот собственную пушку — не думаю, что тут нужно что-либо объяснять. Понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю.

Он взглянул на меня.

— Да, — добавил он. — Конечно, понимаешь.

Потом разговор принял другое направление. А спустя еще некоторое время, когда перед Диболдом появился большой кусок яблочного пирога, посыпанный чеддером, и нам обоим принесли кофе, он снова вернулся к обсуждению Томми Тиллари, назвав его моим другом.

— Не совсем друг, — сказал я. — Мы виделись исключительно в барах.

— Ну да, она же живет рядом с тобой, верно? Его подружка, я забыл ее имя.

— Кэролин Читэм.

— Хотел бы я, чтобы она была его единственным алиби. Но даже если он ушел от нее на несколько часов, тогда что его жена делала во время ограбления? Ждала, пока Томми придет домой и убьет ее? Даже если предположить самое нелепое: скажем, что она спряталась под кроватью в то время, пока они шныряли по комнате и оставляли повсюду свои отпечатки. Но ведь когда они ушли, она должна была позвонить в полицию, верно?

— Он не смог бы ее убить.

— Я знаю, и это сводит меня с ума. Как он тебе?

— Он неплохой парень. И мне платят за эту работу, Джек. Я оказываю ему услугу, но за это он мне платит. И это бесполезная трата моего времени и его денег, потому что у вас нет против него дела.

— Нет.

— И не намечается.

— Даже не пахнет. — Он откусил от пирога и запил кофе. — Я рад, что тебе платят. Не только потому, что мне нравится, когда кто-то зарабатывает себе на жизнь. Мне не хотелось бы, чтобы ты рвал для него задницу за бесплатно.