Лоуренс Блок - Когда закроется священный наш кабак

Я задумался.

— Ты решил заплатить выкуп, чтобы книги не попали в налоговую службу. Как ты думаешь, что было бы, если бы тебя стали преследовать за стрельбу в церкви Бенсонхерста?

— Господи, об этом я не подумал.

— В любом случае, денег бы это не вернуло. Деньги в это время были уже на улице в руках второго парня.

— Я знаю. Я просто не думал обо всем этом. Дело в том, что я бы мог выстрелить в него. Не потому, что это правильно, а просто под влиянием ситуации.

— Никогда не знаешь, что можешь сделать под влиянием ситуации, — ответил я.

Когда мы опять остановились на красный сигнал светофора, я достал свою записную книжку и стал делать наброски. Скип спросил меня, что я рисую.

— Уши, — ответил я.

— Зачем?

— Об этом нам рассказывал преподаватель, когда я еще учился в полицейской академии. Уши у разных людей очень различаются, а их-то как раз крайне редко маскируют или изменяют пластической операцией. У тех двоих было не так уж много настоящего. Я хочу сделать наброски прежде, чем забуду.

— Ты помнишь, какие у них были уши?

— Ну, я специально пытался запомнить.

— О, тогда другое дело. — Скип вытащил сигарету из пачки. — Я не мог бы поклясться, что у них вообще были уши. Разве парики их не закрывали? Думаю, что нет, ведь тогда бы тебе было нечего рисовать. Но ты ведь не сможешь пропустить эти рисунки через какую-нибудь картотеку, верно? Как отпечатки пальцев?

— Я только хочу, чтобы у меня была возможность их опознать, — ответил я. — Думаю, я смог бы узнать их голоса, если сегодня ночью они говорили, не изменяя их. Думаю, так оно и было. Что касается их роста, то один был где-то пять футов и девять дюймов, ну, может, десять, а другой немного ниже, или так казалось, потому что он стоял дальше. — Я кивнул головой на свою записную книжку. — Я не помню, кому из них какие уши принадлежат. Но должен зарисовать все прямо сейчас, такие вещи быстро забываются.

— Думаешь, это важно, Мэтт?

— То, как выглядят их уши? Возможно, нет, — согласился я. — По крайней мере девяносто процентов того, что делаешь в ходе следствия, ни к чему не приводит.

Даже девяносто пять процентов: разговоры с разными людьми, различные факты, которым ищешь подтверждение. Но если проделаешь достаточно большую работу, то что-нибудь обязательно сработает.

— Ты скучаешь по этому?

— По работе полицейского? Не часто.

— Иногда понимаешь, как можно скучать по такой работе, — сказал Скип. — Но дело не только в ушах. Непонятно, стоит ли вообще рыпаться? Они нас нагрели и смотали удочки. Думаешь, номерной знак что-нибудь даст?

— Нет. Я думаю, они достаточно сообразительны, чтобы воспользоваться краденой машиной.

— Я об этом тоже подумал. Мне не хотелось этого говорить, потому что жаль было нашего хорошего настроения на обратной дороге и жаль было портить Билли его триумф. Но они все это так проделали: замаскировались, погоняли нас по району, прежде чем послать в нужное место... не думаю, что они облажались с машинным номером.

— Иногда такое случается.

— Бывает. Нам бы повезло, если бы они украли эту машину.

— Почему ты так считаешь?

— Их могут за это арестовать, какой-нибудь внимательный постовой, который просматривал список угонов. Он ведь так называется?

— Да. Но прежде чем машина туда попадает, проходит какое-то время.

— А может, они все заранее спланировали. Украли машину за неделю, загнали ее куда-нибудь и сменили номера. В чем еще их могут обвинить? В осквернении церкви?

— О господи! — воскликнул я.

— Что такое?

— Эта церковь!

— А что с ней?

— Останови машину, Скип.

— Хм?

— Останови машину на минуту, хорошо?

— Ты серьезно? — он посмотрел на меня. — Вижу, что серьезно?

Скип подъехал к обочине.

Я закрыл глаза и пытался припомнить все в деталях.

— Церковь, — начал я. — Какая это была церковь, ты заметил?

— Они для меня все одинаковые. Она была, ну, я не знаю, кирпичная, каменная. Какая, к черту, разница?

— Я имею в виду, она была протестантской или католической?

— Откуда я могу знать, какая она?

— У них при входе доска с объявлениями. Там было написано белыми буквами на черном фоне, когда начинается служба и о чем будет проповедь.

— Там всегда об одном и том же. Как не делать того, что хочется делать.

Закрывая глаза, я вызвал в памяти эту доску, но не мог вспомнить, что написано.

— Ты не заметил?

— У меня голова была занята другим, Мэтт. Но какое это имеет значение, черт побери?

— Она была католической?

— Я не знаю. Ты имеешь что-то за или против католиков? Монахини били тебя линейкой, когда ты был ребенком? "Грязные мысли — бум! получи за это, маленький ублюдок". Ты когда придешь в себя, Мэтт? — Мои глаза были закрыты, я пытался вспомнить, поэтому ничего не ответил. — Потому что здесь на другой стороне улицы есть винный магазин, и, хотя мне очень не хотелось бы тратить деньги в Бруклине, я собираюсь туда пойти. Ладно?

— Конечно.

— Можешь представить, что это церковное вино, — сказал Скип.

Он вернулся с бутылкой «Тичерс» в коричневом бумажном пакете. Не вынимая ее из пакета, он сломал печать и скрутил крышку. Потом он отпил и передал бутылку мне. Я подержал ее в руках какое-то время, потом тоже сделал глоток.

— Мы можем ехать, — сказал я.

— Куда?

— Домой. Назад в Манхэттен.

— Значит, нам не нужно возвращаться и совершить, типа, пожертвование?

— Эта церковь была лютеранской.

— И это значит, что мы можем возвращаться в Манхэттен?

— Верно.

Он завел двигатель, и мы отъехали от обочины. Скип протянул руку, и я дал ему бутылку. Он отпил и вернул ее мне.

— Не хочу показаться любопытным, детектив Скаддер, — начал он, — но...

— Но к чему были все эти вопросы?

— Да.

— Может, это и глупо, — сказал я. — Но это касается того, что рассказал мне Тиллари несколько дней назад. Я даже не знаю, правда ли это, но речь шла о какой-то церкви в Бенсонхерсте.

— О католической.

— Да, — согласился я и рассказал ему историю Томми про двух парней, ограбивших церковь мамы мафиозного дона, и про то, что с ними потом сделали.

— На самом деле? — спросил Скип. — Это случилось на самом деле?

— Не знаю. Томми тоже не знает. Ходят слухи.

— Подвесили на крюки и содрали заживо кожу...

— Наверное, любимый приемчик этого дона Тутто. Его называют Доном мясников. Думаю, у него большие вложения в торговлю мясом.

— Господи! Если это была его церковь...

— Церковь его мамы.

— Все равно. Ты собираешься держаться за эту бутылку, пока стекло не начнет плавиться?

— Извини.

— Если это была его церковь или церковь его мамы...

— Тогда я не хотел бы, чтобы он узнал, что мы были там, когда прозвучали выстрелы. Это не то же самое, что кража церковной утвари, но он может принять это на свой счет. Кто знает, как он может среагировать?