Дэшил Хэммет - Дивиденды на смерть. Смерть на ипподроме. Золотая подкова

— Ты тянешь время, Майк, — сказал Джентри, — но это тебе ничего не даст. Если она была здесь, а сейчас её нет, то где же она?

— Я не любитель отгадывать загадки. — Усмехнувшись, Шейн с аппетитом откусил сандвич.

— Но ты не отрицаешь, — прокричал своим пронзительным голосом Пейнтер, — что она была здесь?

— Я буду отрицать все, что мне заблагорассудится. И никто со мной ничего не сделает. — Отвернувшись от рассерженного полицейского, Шейн спросил Джентри: — Тебе удалось что-нибудь узнать по тому вопросу, о котором я тебе говорил сегодня утром?

— Абсолютно ничего. Мы послали в Нью-Йорк несколько телеграфных запросов, но Педикью невинен, как агнец.

— Я тоже интересовался доктором, — вмешался в разговор Пейнтер. — Вчера вечером проверил всю его прошлую жизнь.

— Меня абсолютно не интересует, — бросил Шейн, — что вы о нем узнали.

— Поговорим о девице Брайтон, — прервал его Джентри. — Была она вчера у тебя?

— Вчера у меня был ты, — напомнил ему Шейн. — Ты её видел?

— Тем не менее, тебе придется объяснить, — искривив рот в гримасе, сказал Пейнтер, — каким образом здесь оказался платок с её инициалами.

— Я ничего не собираюсь объяснять. Делай свои собственные выводы, и посмотрим, куда они тебя заведут. — Поднявшись с места, Шейн отнес посуду на кухню, вымыл её и поставил на сушилку. Жизнерадостно насвистывая, он достал с полки непочатую бутылку коньяка.

Пейнтер смотрел в пол, а его коллега внимательно наблюдал, как Шейн, поставив на столик две рюмки, наполнял их до краев коньяком. Одну рюмку он протянул Джентри. Шефа сыщиков из Майами-Бич он как будто не замечал.

Подняв рюмку, Шейн с бодрой улыбкой произнес:

— За новые кровавые и ужасные убийства! — Осушив рюмку, он смачно облизал губы и добавил: — Если у вас, парни, все, я вас больше не задерживаю.

— Боже мой! — снова взорвался Пейнтер. — Голос по телефону очень напоминал твой. Именно ты, на мой взгляд, можешь позволить себе подобные идиотские штучки. Хотел спрятать концы в воду? Где ты был в одиннадцать сорок пять?

Шейн закурил сигарету и спокойно ответил:

— Не твое собачье дело.

Пейнтер в ярости повернулся к Джентри:

— Мы арестуем его по подозрению.

Пристально взглянув на Шейна, Джентри пожал плечами:

— Его выпустят через час из-за незаконности ареста. — Он покачал своей тяжелой головой. — Думаю, он знает не больше нас, где сейчас девчонка. Пойдем. — Он быстро поднялся.

Шейн насмешливо усмехнулся:

— Заглядывайте почаще. Кто знает, когда ещё в моей постели будет ночевать очаровательная убийца.

Сидя за столом, он наблюдал, как посетители выходят из номера. Спустя несколько минут он поинтересовался по телефону у дежурного, убрались ли его гости из отеля. Клерк, хорошо знавший Джентри, сказал, что полицейский и ещё один невысокий мужчина вышли из вестибюля на улицу.

Положив трубку, Шейн прошел в спальню. Постель была прикрыта покрывалом. Он отвернул подушку и матрас в надежде найти записку, но её не было — ни там, ни на туалетном столике. Всё в спальне было в идеальном порядке. Он тщательно обследовал ванную и кухню. Дверь из кухни, выходившая на запасную лестницу, была заперта. Потом он снова вернулся в гостиную и проверил ящики комода. Пистолет Филлис Брайтон исчез.

Выйдя из номера, он тщательно осмотрел снаружи входную дверь. Она была открыта профессионалом, в распоряжении которого имелся набор первоклассных воровских инструментов. На двери был французский замок, но взломщик сумел отжать её от дверной коробки и, вставив тонкую стальную пластину, отодвинуть щеколду. Вся проведенная без шума операция заняла, по-видимому, несколько минут. Оставаться в номере не имело смысла, и Шейн, закрыв дверь и убедившись, что, несмотря на незначительный перекос, замок работает нормально, надел шляпу и спустился в вестибюль.

Должность сыщика в штате отеля, в котором он жил, предусмотрена не была. Оба лифтера заявили в один голос, что ничего подозрительного возле его номера они в это утро не заметили.

Когда он нарисовал им словесный портрет Филлис, ответ был также отрицательным. Никто не видел, как она выходила из его номера. Конечно, любой посетитель, будь на то его воля, мог уйти из отеля через запасной выход.

Потом Шейн заглянул к управляющему, объяснив, что в его номере побывали взломщики. Он попросил тщательно опросить всех служащих, не видел ли кто-нибудь подозрительных личностей, шатавшихся по коридору. Закончив дела в гостинице, он направился в центр города.

Студия Пелхэма Джойса находилась на третьем этаже одного из многочисленных деловых зданий на Флаглер-стрит. Поднявшись по давно некрашеной лестнице Шейн очутился в просторной комнате, окна которой выходили на улицу.

На полу студии в изобилии валялись окурки, был рассыпан табачный пепел, стены до последнего квадратного дюйма были увешаны картинами. Неподалеку от окна стоял мольберт с чьим-то неоконченным портретом, рядом в художественном беспорядке стояли стулья. В кресле-качалке сидел сам Пелхэм Джойс, положив ноги в домашних тапочках на подоконник.

Увидев Шейна, он наклонил голову, кивнул и продолжил с интересом наблюдать сквозь окно за уличным движением. Это был небольшого роста сморщенный человечек с огромной лысой головой и худым анемичным лицом. На нем были полотняные брюки с пятнами краски, грязная рубашка, в прошлом, видимо, белая, галстук в горошек, свободно болтавшийся на его тонкой шее, и поношенная вельветовая куртка. Возраст его определить было трудно, хотя Шейн полагал, что ему далеко за семьдесят. Джойс прошел курс обучения живописи в лучших академиях Европы и в свое время был широко известен как непревзойденный портретист. Однако парижские бульвары и чрезмерное увлечение абсентом убили в нем и жизненные силы, и талант.

С этим человеческим обломком, выброшенным волнами жизни на побережье Майами, Шейн был знаком несколько лет. Здесь в мечтах и безделье Пелхэм Джойс доживал последние годы, довольствуясь тем немногим, что предоставляет людям благословенный тропический климат. Притянув к себе стул и убедившись, что у него сохранились все четыре ножки, Шейн сел рядом со стариком. Движением руки Пелхэм Джойс показал на шумную улицу внизу. Рука была настолько тонкой, что казалась прозрачной.

— Идиоты. Куда-то спешат, суетятся, словно сегодня последний день их жизни. Вы знаете что-нибудь о Д. К. Хендерсоне? — спросил Шейн.

— Конечно. — Джойс не отрывал взгляда от окна. — Самозваный художественный критик. Путешествует по миру и угождает неистребимому желанию миллионеров-колбасников прослыть меценатами.

— Таких, скажем, как Брайтон?

— Именно. — Обернувшись, Джойс бросил быстрый взгляд на Шейна. — Для Брайтона Хендерсон подыскал несколько приличных вещиц, когда этот идиот составлял себе коллекцию. Брайтон сделал широкий жест и подарил свое собрание Метрополитен-музею, а потом, оставшись без средств, попытался вернуть его обратно. Музей, естественно, отказал: они цепко держатся за то, что им удалось заполучить. Сомневаюсь, чтобы у Брайтона сохранилось желание меценатствовать.