Фредерик Браун - Зверь милосердия

— Не мог ли он, — спросил я, хотя сам в это не верил, — стесняться своей жены-мексиканки?

— С чего бы ему её стесняться?

Я оставил его вопрос без ответа и спросил:

— Вы собираетесь взять кого-то на его место?

— Не знаю. Пока не думал.

Я сказал:

— Если бы в подобном сотруднике ощущалась острая необходимость, вы бы уже наверняка начали подыскивать человека. Не держали ли вы Курта Стиффлера просто по доброте душевной? Потому что он ваш соотечественник, прихожанин той же церкви и вообще был в трудном положении?

— Той же церкви? Но я лютеранин, хотя отец Трент мой друг. Кстати, именно он и сказал мне, что Курту для получения визы нужна гарантия трудоустройства. Я подумал, что смогу его использовать.

Я сказал:

— Спасибо, ваши показания весьма ценны.

Потом я подумал, зачем, собственно, мне понадобилось задавать последний вопрос. Ответ на него никоим образом не мог отразиться на ходе расследования. Фактически я узнал только то, о чем догадывался и раньше: Курт, по существу, не был нужен своему работодателю, и тот держал его из элементарной человеческой жалости.

Обернувшись к Рыжику, я спросил, нет ли у него вопросов. Получив отрицательный ответ, я сказал Хоффману, что он свободен. Опрос служащих мог дать некоторую дополнительную информацию, которую мы не получили от их босса.

Я посоветовался с Рыжиком, с кого начать — с прораба или вернуться в контору и задать пару вопросов стенографистке и посыльному.

Он сказал:

— Начнем с конторы, Фрэнк. Там получим полный список рабочих. Всё равно придется разговаривать с каждым, а благодаря списку будем знать, что никого не пропустили.

Предложение было толковым. Надо отдать Рыжику должное — время от времени в голове у него рождаются здравые мысли. Стенографистка сидела около двери, к ней первой мы и обратились. Мы придвинули два стула и, представившись, сразу перешли к делу.

Рода Стерн, так её звали, была не из тех, чьи фотографии вешают на стену для украшения помещения. Невысокая, коренастая, она носила очки с толстыми стеклами, вставленными в замысловатую оправу. Я дал бы ей лет тридцать шесть — тридцать семь. Она обильно потела.

Жара, вполне терпимая по моим понятиям (менее девяноста по Фаренгейту), была ей явно не на пользу. Интересно, что она собирается делать, когда температура подпрыгнет до ста десяти?

Я поинтересовался, давно ли она живет в Тусоне. Уже шесть месяцев, приехала в ноябре из Миннеаполиса.

Курт Стиффлер? Он нравился ей, но был таким тихим и робким, что трудно сказать о нем что-то определенное Она полагает, что застенчивость объяснялась слабым знанием английского.

Рыжик спросил:

— Во вторник вы вернулись домой автобусом или на своей машине?

— Собственной машины у меня нет. Но мистер Вон наш прораб, живет в квартале от дома, где я снимаю комнату, и обычно отвозит меня с работы. Во вторник я ехала с ним.

— Вы уехали до или после Курта?

— Практически одновременно. Я шла с ним до двери, только он повернул в сторону автобусной остановки, а я — в противоположную. Больше я его не видела.

— Когда вы с прорабом выезжали со стоянки на улицу, автобус уже уехал? Курта и других пассажиров на остановке не было?

— Не знаю. Чтобы сократить расстояние, мистер Вон всегда выезжает с другой стороны, через Бикман-стрит. Мимо автобусной остановки мы не проезжали.

Я не видел особого смысла в вопросах Рыжика, думаю, сам он тоже его не видел. Возможно, на этот раз он просто решил активней участвовать в расследовании.

Я спросил:

— У вас есть список рабочих, занятых на строительстве? Мы хотим поговорить с каждым из них хотя бы пару минут.

Она ненадолго задумалась:

— Да, я могу дать вам список лиц, отметившихся на работе во вторник. Этот экземпляр предназначался для Курта.

Из стоявшей возле стола корзины для бумаг она достала черновой бланк, на котором были напечатаны фамилии рабочих. Количество часов, отработанных каждым, было проставлено аккуратным почерком с характерным для немецкого языка написанием букв.

— Вот он.

— Спасибо, — сказал я, опуская список в карман. — Обратно он вам не требуется?

— Не требуется. Курт заполнял такие списки по отметкам, сделанным самими рабочими. Потом я печатала их в трех экземплярах — один подшивался в дело, второй шел к учетчикам, последний предназначался для босса.

— А теперь их заполняет вон тот молодой человек? — Движением головы я указал на парнишку, сидевшего позади нее.

— Нет, теперь я просто печатаю их по отметкам в журнале явки на работу.

— Если всё так просто, зачем тогда требовался черновой экземпляр?

Она вытерла пот со лба:

— Кошмар какой-то, а не погода. Он и не требовался. Все понимали, что мистер Хоффман придумал эту работу специально для Курта. Ему было жаль его. Конечно, кое-что из того, что он делал, было нужно, но мы с Джорджем легко справились бы со всеми делами.

— Джордж — парнишка, который сидит за вами?

— Да, Джордж Уикс.

Я спросил:

— Мисс Стерн, Курт понимал, что его работа, ну, скажем так, была, по существу, благотворительностью?

— Чтобы этого не понимать, нужно быть круглым идиотом.

В тоне, которым она произнесла последнюю фразу, слышались нотки, заставившие меня задать следующий вопрос:

— Вы сказали, Курт вам нравился. Он действительно вам нравился? Скажите откровенно.

— Если откровенно, мне непонятно, какое это имеет отношение к его смерти, мистер Рамос.

— Прямого отношения не имеет, — согласился я. — Мы не собираемся утверждать, что он вам настолько не нравился, что вы решили его пристрелить, мисс Стерн. Однако в наши обязанности входит выяснить о нем по возможности всё — хорошее или плохое. Даже черты характера, которые замечали в нем посторонние.

— Хорошо. Думаю, мне понятно, что вы имеете в виду. Наверное, из-за того, что он держался замкнуто, избегал общения, многие полагали, что он слишком высокого мнения о себе. Считает себя лучше других. Мне кажется, люди вроде него именно так и должны себя вести. Иногда они впадают в другую крайность — становятся слишком шумными, общительными, навязчивыми.

— Что значит — «люди вроде него»?

— Евреи. Национальность — ещё один факт из его биографии, о котором он никогда не рассказывал пока не произошла автомобильная катастрофа и всё не выплыло наружу. Просто удивительно, как они липнут друг к другу Думаю, мистер Хоффман дал ему работу именно по этой причине. Мне и в голову не приходило, что мистер Хоффман тоже из их породы, но это, конечно, так. Знаете, он бежал из Германии, когда к власти пришел Гитлер.

Я поднялся с места и сказал:

— Спасибо, мисс Стерн. Надеюсь, вы благополучно перенесете летнюю жару. Про себя я пожелал ей подохнуть от теплового удара.