Росс Макдональд - Холод смерти

— Это было одной из причин. Какой был смысл поднимать все это? Это только ухудшило бы положение дел. — Он замолчал. И вдруг добавил очень откровенно: — Кроме того, я любил ее. Я любил Кони, — Это было своеобразным выражением любви к ней.

— Вы знали, что Брэдшоу был женат?

— Когда?

— Последние двадцать лет. Он развелся несколько недель назад.

Макги вздрогнул. Я посягнул на иллюзии, в которых он пребывал так долго. Он откинулся обратно на койку и почти скрылся из виду.

— Ее звали Легация Макреди — Летиция Макреди Брэдшоу. Вы когда-нибудь слышали о ней?

— Нет. Как это женат? Он жил дома со своей матерью.

— Есть разные виды браков. Он мог годами не видеть своей жены, а потом снова с ней встретиться. А может быть, она жила здесь, в городе, и об этом не знали ни его мать, ни его друзья. Подозреваю, что так оно и было, учитывая, что ему пришлось уехать на изрядное расстояние, чтобы скрыть расторжение брака.

Голос Макги задрожал:

— Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

— Это может иметь очень серьезное отношение. Если десять лет тому назад Макреди находилась в городе, у нее существовал очень серьезный мотив для убийства вашей жены, ничуть не менее серьезный, чем у вас.

Он не хотел думать о какой-то женщине. Он слишком привык думать о себе.

— У меня не было никакого мотива. Я бы волоса не тронул на ее голове.

— И тем не менее вы нередко поступали иначе.

Он промолчал. Я видел только его волнистые седые волосы и большие глаза, которым он изо всех сил пытался придать выражение искренности и доброжелательности.

— Признаю, что пару раз я ударил ее. Но потом я мучился из-за этого. Вы должны понять — мне было больно, что она мне лжет. Но я не виню ее за это. Я ни за что ее не виню. Я сам во всем виноват. — Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

Я предложил ему сигарету, но он отказался. Я закурил сам. Солнечный зайчик карабкался вверх по перегородке. День клонился к вечеру.

— Значит, у Брэдшоу была жена, — произнес Макги. Он переварил, наконец, это сообщение. — А мне он говорил, что собирается жениться на Кони.

— Может быть, он и собирался. Это лишь доказывает, что у его жены был серьезный повод для убийства Констанции.

— Вы действительно думаете, что это сделала она?

— Она для меня является главной подозреваемой. А другим — сам Брэдшоу. Я думаю, ваша дочь тоже подозревала его. Она поступила к нему в колледж и устроилась на работу в его дом, чтобы понаблюдать за ним. Это была ваша идея, Макги?

Он покачал головой.

— Ее роль во всем этом мне совершенно неясна. И она не особенно-то помогает разобраться.

— Я знаю, — произнес он. — Долли слишком много наговорила неправды начиная с незапамятных времен. Но одно дело, когда лжет ребенок, а другое дело — взрослый.

— Вы великодушный человек.

— Нет, нет, что вы. Когда в то воскресенье я увидел их фотографию в газете, у меня в сердце все закипело. «Какое право она имеет быть счастливой после того, что она мне сделала?» — подумал я.

— И вы ей сказали это?

— Да, сэр, сказал. Но моя злость быстро иссякла. Она так похожа на свою мать. Я вспомнил свою юность, когда мы только что поженились с Констанцией, и словно вернулся в счастливое прошлое. Это было самое счастливое время — я служил во флоте, а Кони была беременна.

Он погрузился в воспоминания, все дальше и дальше уплывая от настоящего. Я не мог винить его за это, но мне надо было вернуть его к действительности.

— Значит, в то воскресенье вы набросились с обвинениями на свою дочь?

— Сначала да. Признаю. Я спросил ее, зачем она оклеветала меня на суде. Но ведь я имел право интересоваться этим?

— Думаю, что несомненно. Как она отреагировала на это?

— У нее началась истерика, и она стала кричать, что говорила правду, что видела меня с револьвером и слышала, как я ругался с ее матерью. Но это было вранье, и я сказал ей об этом. Меня даже не было в Индиан-Спрингс тем вечером. Тут она замолчала.

— Что было потом?

— Я спросил ее, зачем она сказала неправду. — Он облизнул губы и продолжал шепотом: — Я спросил — может, она сама попала в маму случайно? Алиса ведь держала револьвер в доступном месте. Это ужасный вопрос, но я должен был его задать. Слишком долго он меня мучил.

— Со времени суда?

— Да. Даже раньше.

— Почему вы не позволили Стивенсу подвергнуть ее перекрестному допросу?

— Я был неправ. Поэтому я и занялся этим сам десять лет спустя.

— Каков был результат?

— Еще большая истерика. Она смеялась и плакала одновременно. Мне было ее так жаль. Она побледнела, как полотно, и огромные слезы катились по лицу. Они казались такими прозрачными и чистыми.

— И что она сказала?

— Естественно, она сказала, что она тут ни при чем.

— А как вы думаете, она умела обращаться с оружием?

— Немного. Кое-что я ей показывал, а кое-что — Алиса. Для того чтобы случайно нажать на курок, не надо уметь хорошо обращаться с оружием.

— И вы продолжаете считать, что это не исключено?

— Не знаю. Об этом-то я и хотел поговорить с вами.

Наконец он словно освободился от невидимого груза. Он спустился вниз и встал передо мной в узком проходе. На нем был черный свитер, джинсы и кроссовки.

— Вы можете поговорить с ней. Я не могу. Мистер Стивенс тоже не может. А вы можете пойти и спросить, что произошло на самом деле.

— Может, она не знает.

— Я думал об этом. В то воскресенье в ней как будто все смешалось. Я не хотел сбивать ее с толку. Я только задал ей несколько вопросов. Но, похоже, она сама не понимала, где правда, а где ложь.

— Она признала, что выдумала свои показания?

— Она выдумала их с помощью Алисы. Я могу себе представить, как это было. Алиса спросила: «Это было так, правда? Ты видела папу с револьвером, да?» И постепенно у нее выстроилась вся история.

— Алиса сознательно хотела оклеветать вас?

— На ее языке это называется иначе. Она искренне считала, что я виноват. И добивалась только того, чтобы я обязательно был наказан по заслугам. Она внушала это Долли, не подозревая, что заставляет ее лжесвидетельствовать. Моя дорогая, ненаглядная свояченица всегда хотела избавиться от меня.

— И от Кони тоже?

— От Кони? Что вы, она боготворила ее. Алиса всегда вела себя по отношению к ней, скорее, как мать, а не как сестра. Между ними была разница в четырнадцать-пятнадцать лет.

— Вы сказали, что она ни с кем не хотела делить Кони. Ее чувства к ней могли измениться, после того как ей стало известно о Брэдшоу.

— Не настолько. Да и кто мог сказать ей об этом?

— Ваша дочь. Раз она сказала вам, она могла сказать и Алисе.

Макги покачал головой:

— Ну вы даете!

— Приходится. Дело серьезное. Вы не знаете, Алиса когда-нибудь жила в Бостоне?