Ли Чайлд - Джек Ричер, или 61 час

Холланд сел за стол в потрепанное кожаное кресло. У него за спиной находилось окно без шторы, с тройными прозрачными стеклами, защищавшими от холода. За ними царила мгла, на подоконнике снаружи лежал снег, под окном стоял обогреватель.

Ричер уселся в кресло для посетителей, стоящее перед столом.

Холланд молчал.

– И чего я жду? – поинтересовался Джек.

– Мы хотели предложить вам то же гостеприимство, что и остальным пассажирам.

– Но на меня не нашлось покупателей?

На лице Холланда промелькнула усталая улыбка.

– Не совсем. Эндрю Петерсон предложил взять вас к себе. Но он сейчас занят. Поэтому вам придется подождать.

– И чем он занят?

– Чем обычно занимаются копы.

– Ваш город оказался больше, чем я ожидал, – заметил Ричер. – Навигатор туристического автобуса показал его в виде крошечной точки на карте.

– Мы разрослись. А данные навигатора, наверное, немного устарели.

В кабинете было даже слишком жарко, Ричер перестал дрожать и начал потеть. Его одежда постепенно высыхала и становилась жесткой от грязи.

– Вы разрослись из-за тюрьмы, которую здесь построили, – сказал он.

– Как вы догадались?

– Новый тюремный автобус. Новый знак на съезде с автострады.

– Мы получили федеральную тюрьму, – кивнув, подтвердил Холланд. – Мы сражались. Все хотели, чтобы ее у нас построили. Это вроде как получить «Тойоту», чтобы открыть завод по сборке. Или «Хонду». Много работы и много долларов. А потом штат перевел сюда же исправительное заведение, что означало еще рабочие места и доллары. Кроме того, здесь же находится тюрьма округа.

– Именно по этой причине сегодня переполнены все мотели? Завтра день посещений.

– Всего в тюрьме три дня посещений в неделю. А из-за расписания автобусов многим приходится оставаться в городе на два дня. Короче, все спальные места заняты шесть дней в неделю. Владельцы мотелей катаются как сыр в масле. Ну и, конечно, хозяева кафе, пиццерий и компания, которой принадлежат автобусы, занимающиеся развозкой. В общем, повторю еще раз: работа и деньги.

– А где находится комплекс?

– В пяти милях к северу. Вечный дар богов.

– Повезло вам, – сказал Ричер.

Холланд несколько секунд молчал, а потом проговорил:

– Я уже давно выучил правило, гласящее, что дареному коню в зубы не смотрят.

В дверь постучал парень в парке, сразу вошел и вручил Холланду закрытую папку. Часы на стене показывали восемь вечера, что полностью соответствовало часам в голове Ричера. Холланд развернулся на своем кресле, открыл папку на девяносто градусов и держал ее так, чтобы Ричер не смог увидеть, что внутри. Но страницы отражались в оконном стекле за головой Холланда. В папке лежали фотографии с места преступления, глянцевые, восемь на десять, с печатными ярлычками в нижнем углу. Холланд просмотрел их, сначала общий план, потом серию тех, что были сделаны с близкого расстояния: лежащее на заснеженной земле тело в черной одежде, крупное, скорее всего, мужское, вероятно мертвое, на правом виске рана от сильного удара. Крови нет.

Когда еще они находились в туристическом автобусе, Нокс закрыл свой мобильный телефон и сказал: – В Болтоне есть полицейский участок, и они пришлют к нам человека. Но у них свои проблемы, так что это займет некоторое время .

Холланд захлопнул папку, но ничего не сказал. Он оказался сдержанным, немногословным человеком. Как и сам Ричер. В конце концов, они просто сидели напротив друг друга и ничего не говорили. Молчание не было враждебным, но в нем чувствовалось скрытое значение. Холланд положил ладонь на закрытую папку и время от времени посматривал то на нее, то на своего посетителя, как будто не мог прийти к выводу, что из этого представляет более серьезную проблему.

Когда в Болтоне, штат Южная Дакота, было восемь часов вечера, в Мехико, в тысяче семистах милях южнее и почти шестнадцати градусах теплее, пробило девять. Мужчина, взявший трубку телефона, вычислить который не представлялось возможным, собирался сам сделать звонок из своей городской виллы, окруженной надежными стенами, в загородный особняк, тоже обнесенный оградой и находящийся в сотне миль от его дома. Там другой человек молча его выслушает и пообещает за двенадцать часов разобраться с проблемой. Обычно все происходило именно так. Серьезные дела не решаются без вдумчивого размышления, которое позволяет избежать непредвиденных ошибок и предпринять смелые действия.

В кабинете Холланда царили тишина и неподвижность, но Ричер слышал, что жизнь в участке продолжается: кто-то пришел, потом, примерно через полчаса, начала хлопать дверь – люди уходили. Затем снова наступила тишина. Смена караула, решил он. На трехсменную систему не похоже, скорее, их две. Дневное дежурство закончилось, и началось ночное, двенадцать и двенадцать часов, возможно, с половины девятого утра до половины девятого вечера. Необычное и, вероятно, временное явление. Судя по всему, из-за какого-то краткосрочного кризиса.

У них свои проблемы.

Эндрю Петерсон вернулся в участок примерно в двадцать минут десятого вечера, засунул голову в кабинет Холланда, и тот вышел к нему в коридор, прихватив с собой папку со снимками с места преступления. Конференция, которую они устроили экспромтом, продолжалась недолго, меньше пяти минут. Ричер решил, что Петерсон видел труп в реальности, а потому ему не требовалось разглядывать фотографии. Два копа вернулись в офис и остановились по центру, и весь их вид говорил о том, что они сдались. У них выдался длинный день, завтра их ждал такой же, но до тех пор – ничего. Это чувство было хорошо знакомо Ричеру по тем годам, которые он служил военным полицейским. Впрочем, оно не возникало, когда на вверенной ему территории появлялся труп.

– Пошли, – сказал Петерсон.

Двадцать пять минут десятого вечера.

Осталось пятьдесят четыре с половиной часа.

Двадцать пять минут десятого вечера в Южной Дакоте и двадцать пять минут одиннадцатого вечера в обнесенном оградой южном особняке в сотне миль от Мехико. Хозяин был невероятно низкого роста, и звали его Платон. Кое-кто считал, что он бразилец и по принятой там традиции взял себе короткий запоминающийся псевдоним вместо длинного ряда родовых имен, стоящих в свидетельстве о рождении. Как, например, звезда футбола Эдсон Арантес ду Насименту, который назвался Пеле. Или другой футболист, Рикардо Изексон душ Сантуш Лейте, ставший Кака. Другие утверждали, что Платон колумбиец, и во многих отношениях это было более логично, учитывая то, чем он занимался. Но имелись и третьи, заявлявшие, что он мексиканец.

Однако все сходились на том, что Платон настоящий коротышка; впрочем, никто не осмеливался сказать ему это в лицо. В водительских правах было написано, что его рост составляет пять футов и три дюйма. На самом же деле он дотягивал лишь до пяти футов и одного дюйма в специальных ботинках на высокой подошве, а без них был всего четырех футов и одиннадцати дюймов.