Александра Стрельникова - Жизнь - жестянка [СИ]

Действительно что ли начать пить антидепрессанты?..

Работать не могу. Сидеть дома тоже уже нет никакой возможности. Куда б податься? Машина в ремонте, а в общественном транспорте я ездить не могу. Нервы — ни к черту. Как зажмут, плохо становится. Выползешь на остановку, отдышишься, тошноту прогонишь и снова в путь… Ничто так не вырабатывает силу воли, как борьба с собственными тараканами в голове. И не извести их, паразитов, никак. Зато хоть какая-то компания. Они-то всегда со мной. В отличие от кого-то более разумного и симпатичного…

Иногда так себя жалко становится! Потом злиться начинаю. Думаю: «Дура ты, дура. И как можно вообще жить с таким характером? Одиноко тебе — так позвони кому-нибудь. Хоть бабушке, хоть друзьям, хоть коллегам по работе». Так ведь нет! Не позвоню! Не люблю, когда меня жалеть начинают. А они ведь так и норовят начать делать это. Слышу это в их голосах, в их бравурно-веселых интонациях…

Неожиданно начинаю думать о мужике из Порша. О том, что лежит он там в больнице прямо как я — один-одинешенек. Только к тому же весь и бинтах, и в марле. В горле какая-нибудь пакостная трубка торчит и похлюпывает. А под задницей — заскорузлая коричневая клеенка, прикрытая куцей простыней.

Мое воображение — враг мой. Эта самая сиротская клеенка почему-то совершеннейшим образом выводит меня из равновесия. Аж глаза щиплет, так мне этого самого Стрельникова — Недострельникова жалко становится. Решение приходит само собой: а что как мне съездить к нему в больницу? Навестить, авоську с веселыми оранжевыми апельсинками отнести…

Беда. Авоськи нету. Кончились авоськи вместе с советской властью. Одни целлофановые пакетики остались. Одноразовые, как все в нынешней жизни. Ладно, можно ведь и без авоськи, и даже без апельсинов. Все равно он в отключке, на фиг ему апельсины? Да и, небось, меня к нему и не пустит никто. Жертва бандитского нападения все-таки… Зато время убью, доброе дело сделаю, и вообще…

Вызываю такси. Едем. В отличие от бомбил даже не спрашивает традиционное:

— Э… Сл ю шай, а как ехать скажешь?

Сразу вводит нужный адрес в навигатор, закрепленный на торпеде и все.

В больнице спрашиваю, в какой палате лежит пациент по фамилии Стрельников. Думаю, что тут-то и начнутся проблемы, но нет — дородная дама в справочном окошке, полистав какой-то замызганный журнал, преспокойненько сообщает мне номер нужной палаты, отделение и этаж, на который мне надо будет подняться. Сажусь в лифт и опять-таки морально готовлюсь к тому, что встречу препоны уже на этаже. Ну или по крайней мере перед палатой. Какой-нибудь полицейский пост, или что-то вроде…

Самое поразительное, что ничего подобного нет и в помине. Мне казалось, что после того, как кто-то покушался на его жить, мужика этого должны как-то охранять что ли. Такого-то беспомощного добить — раз плюнуть. Но нет. Ни одного полиционера в округе не наблюдается вовсе. Зато все остальное выглядит так, как я и предполагала — мерзопакостная трубочка в углу рта, серое, под цвет наволочки и пододеяльника, лицо, местами замотанное бинтами, местами обросшее щетиной, и коричневая клееночка. В одном ошиблась — лежит он прямо на ней. Простыни не наблюдается вовсе.

— Ссытся… — кратко поясняет мне пойманная в коридоре баба в белом халате.

Я в шоке. Даже ответить на это нечего. Низкие зарплаты и тяжелые условия труда младшего медицинского персонала? Ничего не хочу про это слышать. Злобное равнодушие к ближнему — не от них. Доброту и сострадание ни за какие деньги не купишь. Они либо есть, либо их нет. Зато за деньги можно купить многое другое.

Ловлю в коридоре какую-то другую тетку в медицинском халате. С куда более вменяемым лицом, чем у первой. Договариваемся. «Бабло» в очередной раз побеждает зло. Уже через час мой подопечный лежит не в палате на задворках, где на соседних кроватях ожидают смерти четверо бомжей (судя по виду и запаху), а в боксе на двоих. Сосед — молодой энергичный парень со сломанным носом, веселыми совершенно бандитскими глазами и пулевым ранением в плечо. Узнав от меня, что мумия с трубкой во рту — тот самый «перец» из Порша, про которого по телику давеча говорили, он тут же заверяет меня, что за «знаменитостью» присмотрит и санитаркам спуску не даст, чтобы те ухаживали за мужиком как следует. В том, что так и будет, я, собственно, и не сомневаюсь — денег я этим злобным гарпиям отстегнула преизрядно и обещала премии за доблестный труд.

Что ж… Умирающий мужик, похоже, никому кроме своих убийц и меня, дуры, не нужный, пристроен… Вот только что мне делать с ключом, который он мне дал, ничего не объяснив? Что заперто с его помощью? Какие секреты? Или, может, бриллиант размером с яйцо?

Ключ от квартиры, где деньги лежат… Ключ от сердца… Ключ от двери за нарисованным очагом в каморке папы Карло… Опять фантазия разыгралась…

Сосед моего подопечного неожиданно выражает желание проводить меня до лифта. В больнице час пик — посетители валом валят. Навстречу как раз шествует какой-то тип. В руках у него классическая авоська в сеточку, в которой празднично светятся яркие апельсины… Я улыбаюсь.

А спустя час мне звонит следователь, который уже не раз допрашивал меня до этого, и сообщает, что подопечный мой — гражданин Стрельников Егор Степанович, приказал долго жить. Попросту говоря бедолагу придушили. Причем, судя по всему, сразу после того, как больного покинула я…

Не отправляюсь в СИЗО только потому, что ушла из палаты вместе с соседом убитого. Он оказался человеком настойчивым и проводил меня не до лифта, а прямо до такси, которое меня смирно дожидалось все это время. А потом, вернувшись назад, как раз и обнаружил свежий труп, возле которого была аккуратно пристроена авоська с апельсинами…

Свернувшись клубком лежу на диване. Мысли — одна чернее другой. Думаю о том, какая же я все-таки дура — нет чтоб не на апельсины в авоське смотреть, а в лицо тому гаду глянуть. Думаю, что если бы не мое вмешательство, может мужик из Порша был бы жив — при четверых бомжах, хоть и полумертвых, душить его было бы менее сподручно. Думаю… Да ничего нового я не думаю. Мысль у меня в последнее время одна: жизнь — дерьмо!!!

Утром становится еще хуже. В первую очередь потому, что вчера я злостно нарушила основное правило — пить надо с радости, а не с горя. С горя можно только антидепрессанты, а водочку — ни-ни. И ведь не люблю я ее, заразу! Но больше в доме моих друзей, куда я внезапно отправилась зализывать раны, ничего не было, а так хотелось сделать как-то так, чтобы немного отпустило…

Я бываю у них, прямо скажем, не часто. Такая уж я по натуре — одиночка и домоседка. Они — совсем другие. Вечно полон дом друзей, своих и чужих детей, приблудных собак и спасенных где-то кошек. Наверно поэтому мне у них и хорошо так. Приеду, насосусь как вампир положительной энергии, которой у них так много, что они с радостью делятся ей со всеми, и снова надолго заползаю в свою нору.