Эллери Куин - Смерть в театре (сборник)

того, что часто называют предчувствием,— возникающего, казалось бы, вопреки имеющимся фактам...

Он не договорил.

— Из ваших слов я делаю вывод, что вас не удовлетворяет версия несчастного случая?

Капитан Полхэм покачал головой.

— Меня терзают дурные предчувствия.

Для Шанса было тяжким испытанием, что он не может немедленно выяснить, для чего приехали в театр Джералд, Анна, Джеф и Шарон. Но он понимал, что приказ капитана — не прихоть, и потому кивком головы пригласил его следовать за собой. Они двинулись к лифту, чтобы подняться в квартиру Темпеста.

— Надо же мне посмотреть, как вы живете,— сказал Полхэм.— Я специально ждал вашего возвращения... Похоже, никто не представляет, ради чего к вам приехала старая миссис Тауэрс. Может быть, вы мне что-нибудь скажете?

Дверь лифта автоматически открылась, и они очутились в холле квартиры Темпеста. Полхэм сразу же указал на дверь, ведущую на балкончик перед «кошачьим переходом» над сценой.

— Мне сказали, эта дверь никогда не запирается?

— Совершенно верно, она всегда открыта на случай необходимости. Это своего рода запасной выход со сцены, он нас частенько выручал, когда возникали недоразумения с декорациями или неполадки со светом. Вы понимаете, мостик проходит лишь по ширине сцены, и на него поднимаются только осветители, да изредка рабочие сцены.

— Я поднимался наверх с винтовой лестницы. Большая высота. Страшное падение!

— И вы не вошли в квартиру? Но ведь дверь была открыта?

— Более того, она была не притворена. Похоже, собираясь сразу же вернуться назад, миссис Тауэрс не потрудилась даже ее захлопнуть.

Оба вошли в гостиную.

Шанс с изумлением заметил, как капитан буквально замер перед картиной на стене.

— Какой великолепный Тахолл!

— Да, я люблю этого художника.

Полхэм продолжал разглядывать комнату.

— О! На другой стене Людэн. Эта картина не так широко разрекламирована в журналах, как первая, но ее уже успели оценить знатоки. Лично мне Людэн представляется куда талантливее Тахолла. На выставке в Вуд-стоне я видел много работ того и другого. Тахолл, конечно, более впечатляющий, но... Надеюсь, когда-нибудь в будущем я смогу приобрести их произведения и для себя... Ну, а теперь к делу... Почему же она приехала к вам, мистер Темпест?

— К сожалению, я абсолютно ничего не знаю.

Шанс сел на диван, достал из кармана неизменную трубку и кисет с табаком. Занявшись набивкой, он добавил:

— Повторяю, точно я ничего не знаю, но в известной степени догадываюсь, что могло привести ее ко мне.

— Расскажите же.

— Запутанная история, капитан. Люси Тауэрс работает со мной уже пятнадцать лет, ни в каком другом театре она не играла. Однако мы с ней принадлежим к различным социальным группам. Поверите ли, я ни разу не бывал в ее доме. То есть, если быть точным, лишь вчера я попал туда впервые. У старой миссис Тауэрс, советника и Анны нет ничего общего с театром. Как я предполагаю, советник в этом отношении придерживается вполне определенных взглядов, характерных для его положения. В итоге Люси сняла себе студию на площади Векмана, где она и встречается со своими друзьями по сцене. Там я бываю часто, очень часто. Совершенно понятно, что я не был знаком со старой миссис Тауэрс.

Шанс раскурил трубку. Внимательно, как бы оценивая, посмотрел на Полхэма и, видимо, решил, что вполне может ему довериться и рассказать всю правду, не опасаясь, что через день история, в приукрашенном и искаженном виде, появится в скандальной хронике городской прессы.

И после этого Шанс подробно рассказал капитану о визите Джефа в субботу утром, завтраке в ресторане с молодой парой и обещании им помочь, о своем незваном появлении в доме Тауэрсов на семейном торжественном чаепитии, о неистовой выходке Люси, когда он объявил о женитьбе сына.

— Вот тогда мы и договорились с Джералдом сделать все возможное, чтобы вызволить Джефа и расстроить козни Люси... пока она действительно не доведет его до сумасшествия своими россказнями о безумии Рекса и наследственном заболевании Хандлеев. Ради этого я и ездил в Лаксвилл к единственному оставшемуся в живых представителю семьи Рекса Хандлея по материнской линии — Беверли Уотсону.

— Разговор получился интересным?

— Мистер Уотсон сначала поднял меня на смех, а потом разъярился. Вы понимаете, как мне не терпится поскорее поговорить с доктором Брауном? Возможно, он тоже выяснил что-то новенькое, и ему тоже есть что сообщить мне. Вам же я обо всем этом рассказал потому, что не представляю себе иной причины приезда ко мне мадам Тауэрс. Ничто иное нас не связывало, иных контактов у нас с ней не было. Ясно одно: из-за пустяков она не предприняла бы столь утомительное для нее путешествие после десяти лет затворничества. По всей вероятности, она поняла, что я настоящий друг Джефа, и хотела, чтобы я ему помог.

-- Вы правы, для нее это было труднейшим испытанием! Почему же она предварительно не удостоверилась, дома ли вы?

— Черт возьми, она, несомненно, пыталась это сделать, воскликнул Шанс.— Я вернулся к себе примерно часа через полтора после того, как побывал на Пятой авеню. По дороге мы зашли в ресторан выпить по рюмочке с Анной и Джералдом. Вернее, нам надо было обдумать, как помочь Джефу. Вернувшись домой, я проверил в службе связи, кто мне звонил, в числе прочих имен мне назвали мадам Тауэрс. Я решил, что это ошибка, что звонила мисс Тауэрс, иначе— Люси. И сам позвонил ей, но не застал дома. Звонил мне также Джеф, которого я вместе с молодой супругой поселил в своем коттедже на то время, пока идут переговоры с Люси. До них я тоже не дозвонился... Вот, кажется, я все вам рассказал.

Полхэм потер подбородок и нахмурился.

— Спасибо за откровенность,— сказал он наконец, глубоко вздохнув.— В какой-то мере все же рассеиваются потемки, в которых я до сих пор блуждал. Мне же никто ничего не говорил. По их словам, все они приехали в театр случайно и в ожидании вас вошли в здание. Оказывается, ими руководила одна и та же причина. Можно почти наверняка сказать, что старшую миссис Тауэрс привело сюда волнение за внука в связи с его тайной женитьбой и «признаниями» Люси. Возможно, доктор Браун и Анна уже что-то узнали и хотели вам это выложить. Ну а Джефа и его жену просто измучила неизвестность... Если бы ваш приятель Хемингуэй признался, что он оставил дверь открытой, то мы могли бы составить протокол о несчастном случае. Страшно переживает Анна Тауэрс. Она, в ожидании вас, сидела с доктором Брауном в театре. Он как раз вышел из зала посмотреть, не вернулись ли вы, и тут, в буквальном смысле слова, у нее на глазах сверху на сцену свалилась бабушка и разбилась. От этого шока она никак не может оправиться.— Поднявшись, Полхэм добавил: