Джеймс Чейз - Парик мертвеца

С минуту ее губы были плотно сжаты, потом она подошла к окну. Ее слова плохо доносились до него:

— Джон ничего не говорил. ’«Я не хочу это обсуждать». Вот и все, что я от него добилась. В тот вечер он выпил больше обычного. Мне так и не удалось добиться от него объяснения.

— Он сердился?

Она повернулась.

— Он был расстроен. Подавлен. Ужасно. Он очень любил Питера. Они же вместе пережили много горя. Эта женщина… мать Питера… была такой стервой. Мне кажется, ни один из них не выдержал бы в одиночку. Они были командой. И неожиданно эта сплоченная команда распалась.

— У него была теперь другая женщина, — улыбнулся он. — Вовсе не стерва.

Она слегка улыбнулась в ответ.

— Возможно. Только тогда я вела себя непозволительно. Я была зла на Питера за то, что он довел отца до такого состояния. По-видимому, я тоже ревновала… Впрочем, Джон так резко оборвал меня. Мы всегда были совершенно откровенны друг с другом. Но он так сильно страдал, что я не могла ругать его. Вместо этого я наговорила много неласковых слов в адрес Питера. Джон никак не реагировал, он только внимательно смотрел на меня. И глаза у него были такими печальными!

Она зябко повела плечами, обняла себя обеими руками и повернулась к окну.

— Наверное, он переживал из-за парнишки.

Дэйв наклонился, чтобы достать сигарету. Сказал:

— Возможно, он и правда бросился в эту большую волну, не желая вернуться назад.

Она резко повернулась к нему.

— Я была здесь!

— Не в тот день. Возможно, ему стало невмоготу. Бывают такие дни.

— Нет, он бы не сделал этого. Слишком много сил он отдал, чтобы остаться в живых. И я так яростно боролась, чтобы выходить его! Он никогда не нанес бы мне такого удара!

Дэйв подошел к книжным полкам, достал очки из кармана пиджака. На девяносто процентов книги были очень старыми, некоторые из них выглядели респектабельными, другие убого. Но можно было с уверенностью сказать, что оказались они на полках не случайно.

— По какой причине он попал в больницу?

— Ожоги. Они купили новый дом. Точнее сказать, не слишком новый, но дорогой. Это была идея не его, а Евы. Ее ничто не удовлетворяло, она постоянно требовала от него больше и больше.

— Некоторым мужчинам это нужно, — заметил Дэйв, — или они думают, что нужно.

Он взял книжку в темно-синем переплете с потемневшими золочеными скрепками. «Домой. Энджел Скрибнер. 1929». Буква «А» внизу под годом издания указывала, что это первое издание.

— Но он оставался с нею?

Она не ответила на этот вопрос.

— Этот дом стоял на холме, под ним с задней стороны имелся подвал, который Джон хотел использовать под свои книги. Их всегда было больше, чем вмещалось в магазине. Так бывает у каждого книжного торговца. Машина ржавеет под открытым небом, так как гараж забит книгами.

Он поставил фолиант обратно. Возле стояли книги Томаса Вулфа: «О времени» и «Река» — черно-зеленый переплет, «От смерти до утра» — светло-коричневый.

— На цементном полу были жирные пятна, и Джон не мог класть туда книги, а стеллажей не было. И вот он принес канистру бензина, чтобы очистить эти пятна. Погода была холодная. Двери и окна закрыты. В углу находился газовый титан. Когда он расплескал по полу бензин, тот внезапно вспыхнул. Причина точно не установлена. Все случилось так быстро, что он даже не успел погасить на себе одежду. Люди…

— Мало помогли? — подсказал Дэйв, разглядывая другие книги Вулфа. Все они были помечены буквой «А». 1936 год. Тремя годами позже великий писатель разделил пинту рисовой водки с больным человеком на борту парохода, идущего из Виктории в Ванкувер, подхватил вирус, который и убил его в возрасте тридцати восьми лет. Ему было на одиннадцать лет меньше, чем Джону Оутсу, когда тот умер.

— И ушло много времени на то, чтобы его залатать? Все это время вы находились радом с ним, продали свой дом и машину, чтобы заплатить по его счетам?

Она показалась ему расплывчатым пятном, он поспешил снять очки и сунул их в карман: в них он мог толью читать.

— Джон застраховал себя на случай смерти. Других страховок у него не было?

Она закрыла глаза и покачала головой.

— Только обычная страховка машины. Никакого страхования на случай заболевания. Понимаете, — руки у нее поднялись и упали, — он был таким молодым по своим привычкам, вы бы никогда не сказали, что ему почти пятьдесят. Тело у него было упругим и гибким, и это не было результатом тренировки и особой диеты. Ему никогда не приходило в голову, что с ним может что-то случиться, он никогда не болел.

— Да, пока здоровье не было полностью потеряно… Жизнь свою он застраховал на большую сумму.

— Послушайте, это же не был только мой дом и только моя машина, они в равной степени принадлежали и ему. А бизнес… Чарлз Норуд, партнер, откупил его часть. Вот и все. Даже Ева. Это было самое худшее. Пока он преуспевал, она держалась за него. Но когда это случилось и врачи заявили, что он может умереть, а если останется жить, то уже не будет таким, как прежде, не сможет работать, она сразу же подала на развод.

— Симпатичная женщина! — усмехнулся Брендстеттер. — Теперь понятно, почему Питер не захотел с ней оставаться.

— Да, конечно. И почему он перебрался сюда.

— Вы особенное создание, мисс Стэннард.

— Такими словами вы выражаете то что я ненормальная? Большинство людей говорят мне это прямо в глаза. Мамины друзья, жители Арены Бланка, врачи. Чего я хочу от мужчины, наполовину съеденного огнем? Для меня он не был просто мужчиной. Он был Джоном Оутсом. И я любила его. До того, как случилось это несчастье, после того — и до конца моих дней.

Слезы прочертили серебряные линии на ее щеках. Она стряхнула их тонкими девичьими пальчиками с короткими ногтями без лака.

— Извините.

— Что-то случилось с его любовью к Питеру?

— Не думаю. Конечно, Питер изменился. Это естественно в таком возрасте. Он стал другим по сравнению с тем, каким приезжал к нам прошлым летом. Но не по отношению к отцу. Им по-прежнему было хорошо вместе, тепло, легко и весело в обществе друг друга. Но Питер часто бывал в маленьком театре «Эль Молино». Игра на сцене его увлекала. До этого он увлекался книгами. Теперь все отошло на второй план. Мы с Джоном ездили смотреть последнюю пьесу. Костюмный спектакль. Питер был очень хорош. Держался естественно. Мистер Виттингтон сказал, что у него большое будущее, если он будет и дальше работать.

Водяное колесо было в два раза выше человеческого роста, а шириной — в две протянутые в стороны руки. Бревна, схваченные проржавевшими металлическими обручами и скрепленные болтами, были громоздкими, обтесанными вручную, разбухшими от вековой сырости. Лопасти украшали зеленые бороды моха, с них капала вода, когда они поднимались наверх. Звуки были приятными. Деревянные перестуки напоминали топот детских ног. Ворчливая ось стучала, как сердце сильного старика.