Джеймс Чейз - Плохие вести от куклы

После нескольких вопросов, заданных исключительно ради проформы, судья Малетти отпустил меня и вызвал Карлотти. Заявление лейтенанта пробудило от спячки журналистов и нескольких бездельников, которые находились в зале.

Он сказал, что полиция Неаполя и он лично продолжают расследование и в свое время предоставят доказательства того, что Элен Чалмерс была убита. Как он полагает, к следующему понедельнику все будет закончено, поэтому он просит коронера продлить время на дознание еще на неделю.

Малетти походил на человека, у которого внезапно начался приступ зубной боли. На всякий случай он осведомился у Карлотти, достаточно ли веские у него аргументы, чтобы требовать дополнительного доследования… Когда тот заверил, что да, он вынес решение о продлении доследования еще на неделю и поспешно убежал из зала, как будто боялся, что его станут в чем-то упрекать.

Журналисты осадили Карлотти, но тот ничего определенного им не сказал.

Когда журналисты гуськом потянулись к выходу, я преградил им путь.

— Вы меня помните? — спросил я, приветливо улыбаясь.

— Ну уж сейчас-то вы не сможете заставить нас замолчать, — сказал репортер «Л'Италия дель Пополо». — Это информация, и мы ее напечатаем.

— Конечно, конечно — если это факты, а не чьи-то мнения. Не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Они обошли меня и поспешили к своим автомобилям.

— Синьор Доусон…

Я обернулся. Рядом стоял Гранди. В глазах его застыло мрачное выражение.

— Да?..

— Синьор Доусон, я надеюсь на ваше сотрудничество. Мы сейчас разыскиваем американца, который был в Сорренто в день смерти синьорины. Мы нашли человека, чья внешность совпадает с описаниями свидетелей. Мы хотим провести опознание. А вы как раз такого роста, что и этот человек. Не согласились бы вы поучаствовать в опознании?

Я похолодел.

— Не знаю… Мне надо бы телеграмму послать…

— Всего лишь несколько минут, синьор, — сказал Гранди. — Пройдите, пожалуйста, со мной.

За его спиной замаячили двое полицейских в форме. Они улыбались.

Я пошел с ними.

В комнате, куда мы пришли, уже стояла шеренга из десяти человек: два американца, один немец, остальные итальянцы. Всех ростов и размеров. Но американцы были примерно моего роста.

— Дело секундное, синьоры, — сказал Гранди с видом дантиста, собирающегося удалить коренной зуб.

Открылась дверь, и вошел крепкого вида итальянец. Он оглядел шеренгу, на небритом лице отразилось замешательство. Я не помнил его лица, но по изношенному плащу и кожаным перчаткам с раструбами догадался, что это таксист, с которым я совершил безумную гонку из Сорренто в Неаполь, когда догонял римский поезд.

Он обвел шеренгу взглядом, его глаза остановились на мне. Я облился холодным потом. Он пялился на меня секунды три. Они тянулись целую вечность. Затем он отвернулся и вышел из комнаты, хлопая по бедру перчатками. Я хотел стереть пот с лица, но не осмелился. Гранди в упор глядел на меня. Когда я это заметил, он угрюмо ухмыльнулся.

Ввели другого итальянца. Этого я помнил — то был служащий камеры хранения со станции в Сорренто. Я у него оставлял чемодан, перед тем, как отправиться на виллу. Он обежал взглядом строй, остановился на мне. Секунду мы глядели друг на друга, затем он осмотрел двух других американцев и вышел.

Еще были запущены двое мужчин и женщина. Кто такие — понятия не имею. Они тоже внимательно оглядели ряд, но на мне не задержались. Пристальнее всего они разглядывали одного из американцев, стоявшего на другом конце шеренги. Они пялились на него, он в ответ улыбался. Хорошо людям с чистой совестью! Я заметил, что Гранди хмурится. Наконец они ушли.

Гранди отпустил тех десятерых, заявив, что опознание закончено.

— Спасибо, синьор, — сказал он мне, когда я двинулся вслед за остальными. — Извините, что задержал вас.

— Ничего, переживу, — ответил я, заметив что он выглядит не слишком довольным. Видимо, последние три свидетеля не оправдали его надежд. — Ну и как — нашли этого типа?

Он посмотрел на меня в упор.

— В настоящее время я не готов ответить на этот вопрос, — заявил он, коротко кивнул и вышел из комнаты. Я тоже не стал задерживаться.

Вернувшись к себе в отель, я позвонил в Рим. Джина сообщила, что договорилась со знакомой скупщицей подержанных вещей. Она заберет шмотки Элен, как только будет составлена подробная опись.

— Думаю, я справлюсь к завтрашнему дню.

— Отлично. Максвелл на месте?

— Да.

— Передайте ему трубку, пожалуйста.

— Эд, к нам приходил лейтенант Карлотти и расспрашивал о вас, — сказала Джина.

— Что именно его интересовало?

— Как близко вы были знакомы с Элен Чалмерс, и не говорит ли нам что-нибудь имя Дуглас Шаррард.

— Что же вы ответили?

— Я сказала, что имя миссис Дуглас Шеррард мне ничего не говорит, и что с Элен Чалмерс вы были знакомы.

— Спасибо, Джина.

Наступило неловкое молчание, потом она добавила:

— Они также хотели знать, где вы были 29 числа. Я ответила, что вы были дома и работали над своим романом… А теперь я позову мистера Максвелла.

— Спасибо.

Через несколько минут к телефону подошел Максвелл. Я сообщил ему, что слушание дела отложено на неделю.

— Что так?

— Полиция считает, что это было убийство.

— Ничего себе! А что заставляет их так думать?

— Так они и выложат свои карты. Отправь телеграмму старику, пусть он решит, как нам поступать: публиковать или нет сообщение. Остальные газеты публикуют. Дознание отложено на неделю.

— Больше ничего?

— И этого вполне достаточно.

— Хорошо, я этим займусь. Хотя, вообще-то, это не мое дело. Скажи-ка, это не ты столкнул ее со скалы, друг?

— Что?!

— Шучу, шучу. Черт знает что творится. Недавно приходил этот Карлотти. Напустил на себя таинственность и расспрашивал про тебя. Мне показалось, что он считает тебя главным любовником.

— Свихнулся он, что ли?

— Возможно. Я всегда считал, что все полицейские чокнутые. Пусть себе думает что угодно.

— Правильно. Ты не забудь про телеграмму.

— Не забуду. Пока, и не нарывайся на неприятности.

Я сказал, что постараюсь.

В начале десятого я на взятой напрокат «тачке» отправился в Сорренто. Доехав до порта, я оставил машину на стоянке, сам же пошел пешком до пристани. Дойдя до лодочной станции, я спросил, не могу ли найти у них легкую лодку на веслах, так как мне хочется немного размяться.

Лодочник посмотрел на меня, как на психа, но быстро сообразил, что у меня есть, чем платить, стал необычайно любезным и отыскал мне очень симпатичную посудину, даже помог в ней устроиться и оттолкнул от берега. Заломил он пять тысяч лир за три часа.

К этому времени опустилась уже прекрасная темная звездная ночь, и гладь моря была спокойной, как поверхность пруда. Я греб, пока берег не остался далеко позади, после чего сделал передышку и разделся. Плавки я надел еще в отеле.