Иван Козлов - Ошибка «белого стрелка»

— Что значит, «пока»?

Женька, видно, забылся, пошел на болевой прием, потому что старик взвыл, опять матюгнулся, теперь уже коротко, и тотчас пояснил:

— Он сегодня только не кушает. А дверца в подпол — там, за печкой.

Макаров ногой отбросил истертый грязный коврик, увидел люк с металлическим кольцом, рванул его. Снизу повеяло кислой сыростью. У пустого сваренного из металлических уголков стеллажа на сером кожухе лежал человек. Вокруг шеи — металлический обруч, от него грубая тяжелая цепь — на таких держат злых псов во дворах.

Человек был белый, страшно худой и бородатый. Он, не мигая, смотрел на Олега, как тому показалось, неживыми уже глазами.

Макаров спрыгнул вниз. Зрачки лежавшего переместились на него.

— Павел, ты слышишь меня?

Базаров некоторое время лишь беззвучно шевелил губами, потом все же нашел силы ответить:

— Неужели отмучился?

И покачал головой.

— Когда должен приехать Пилявин?

Старик уже опомнился, для чего выпил полстакана водки, и отвечал более-менее связно.

— Эдик-то? Так обещал завтра, ближе к обеду. А если, значит, чего тут случится, то я ему должен сразу позвонить. У нас телефона в деревне нет, а в четырех километрах отсюда есть Спицевка, большое село…

— Значит, его московский телефон ты знаешь? — спросил Женька.

— Нет.

— А куда же звонил бы?

Старик покосился на кулак Зырянова:

— А, забыл! Правильно, раз позвонить должен, значит, знаю номер. Но он просил его никому не давать.

Женька шумно вздохнул, и старик тотчас вытащил из кармашка рубахи визитную карточку, протянул ее Зырянову:

— Эдик просил незнакомым не давать, но вы, вижу, его знаете.

Визитка была сделана на европейском уровне: черный фон, золотое тиснение, цветная фотография, текст на двух языках. Из этого текста следовало, что Эдуард Тимофеевич Пилявин является заместителем генерального директора ТОО «Тракс». Кое-что следовало и из самой фотографии: Пилявин был действительно тем самым молчуном, единственным из троицы, кого Олег не послал в нокаут на ночном шоссе.

Старика уже малость развезло, но он выпил опять и почти не протестовал, когда Зырянов сопроводил его в подпол, только взял с собой бутылку и остатки закуски.

— Ты идти можешь? — спросил Макаров Пашу. Тот сидел на стуле и поглаживал заметно дрожащие ноги. — Хоть до своего «Москвича» сам дойдешь?

— У меня уже нет машины. — Павел, несмотря на освобождение из заточения, выглядел хмурым, не отрывал глаз от пола. — Я им пока доверенность на вождение подписал, но они заставят меня и дарственную оформить…

— Очнись, Паша, ты уже не у них в подвале. И твой «Москвич» стоит тут неподалеку, тебя дожидается. Ходит, между прочим, по-прежнему хорошо. Послушай, почему они именно к тебе прицепились, а? Ты раньше имел с ними дело?

— Нет. Тогда, когда мы в Калугу ехали, я их в первый раз увидел. Они номер машины запомнили, вычислили меня. А идти я могу, сколько надо. Только почему-то дрожит все. Меня кололи вчера. Понимаешь, Олег Иванович? Кололи, накачали чем-то. Если бы не это, я бы ничего им не сказал.

Они уже миновали длинный двор, когда Макаров спросил:

— И чего же ты им сказал такого? И с какой стати ты им вообще понадобился? Ну поймали они тебя, ну автомобиль забрали, а держать-то в подвале зачем? Это же беспредел: и колес человека лишить, и деньги вымогать.

Павел остановился и поднял глаза на Олега:

— Они меня из-за тебя ведь взяли.

— Из-за меня?

— Ну да. Сказали, что не прощают обид. Требовали твой адрес сообщить, но я им наплел, что ты просто в городе проголосовал, пообещал нормально заплатить, и я тебя повез под Калугу. Тогда они начали интересоваться, по какому точно адресу я тебя отвез. Я сглупил, мне надо было сочинить, что ты в Калугу торопился, вышел, допустим, возле вокзала. Но я проговорился, я сразу сказал, что в деревню мы ехали. Вот они…

Макаров понимающе кивнул.

— Крашенинников условие поставил: или деньги с меня, или твои координаты. Я молчал, честное слово, но вчера, после уколов… Не помню сейчас точно, но я, кажется, все им выложил. Это как в бреду было. Если бы не уколы, я бы никогда этого не сделал, ты веришь мне? Никогда!

— А что, разговаривал с тобой Крашенинников? Не Пилявин?

— Пилявина я только вчера увидел. Со мной он почти не общался, а на тех двоих, которые меня сюда приволокли, шумел. Не знаю, за что, они наверху были, но и сюда крики долетали.

— «Почти не общался» — это как понять, Паша? Что-то, значит, и от тебя он хотел?

— Ему нужен был только адрес, по которому я тебя отвозил той ночью.

Макаров на миг представил невеселую картинку: у забора деревенского дома стоит высокий тридцатилетний балбес и наблюдает за играющим во дворе Олежкой. Тут же знакомая уже тупая боль стала раздирать затылок и висок, не давая возможности спокойно соображать. Женька взглянул на командира, все понял: он только по одному взгляду уже научился определять состояние Макарова.

— Пойдемте в машину, у нас еще будет время обо всем поговорить.

— Но я не виноват, вы верите мне?

Женька кивнул:

— Ладно, Паша, забудь. Тебя же никто и не винит. — И уже тише спросил: — Ты за руль сесть в состоянии? Олег Иванович, похоже, отключается. Он от ранения никак не отойдет.

Макарову больше всего хотелось сейчас, чтоб «Москвич» помчал его к Лесе. Зырянов словно бы прочел желание командира, сказал:

— Сейчас бы, конечно, в калужские края махнуть, но не будешь же там жить в ожидании, когда на нас нападут, так? Есть предложение: сыграть на опережение. Пилявин обещал завтра к обеду сюда приехать? Вот тут с ним и поговорим: в тиши, на природе, можно даже в том самом подвале, где Паша сидел, и цепь ту же ему на шею накинем. Годится, Олег Иванович?

К Макарову вернулась способность соображать. Боль ушла. Боль подступала, как страх в бою: когда не знаешь, прикрывает ли кто твою спину, начинаешь психовать, но когда уверен, что удара с тыла не будет, успокаиваешься. Вот и тут: хорошо, что рядом Зырянов. Говорит он не совсем верно, но направление мыслей правильное.

— Это, Женя, можно было бы сделать, если бы не убежал в лес Крашенинников. Думаю, он уже успел вернуться в Москву, а значит, Пилявин в курсе случившегося. Если он не дурак, то сюда не сунется. А дураком он мне не показался.

— Логично, командир. — Женька виновато погладил чубчик. — Забудем про цепь, прокололся я. И что ты предлагаешь?

— Пока ехать домой. Павел пусть забирает свою машину…

Базаров затряс головой:

— Ничего мне не нужно! «Москвич» они все равно у меня отберут, и, кроме того, опять неприятности начнутся. Касались они бы только меня — я бы, может, и повоевал, но и теща под удар пойдет, и жена… Ей же рожать вот-вот. Черт с ней, с этой машиной! Получится — другую наживу.