Иван Козлов - Ошибка «белого стрелка»

— Это по поводу гибели жены, — объяснил он Лесе. — Чехотный ее дело вел. Видно, что-то серьезное нашел, если сюда дозвонился.

— Я все понимаю. И вообще, Олег Иванович, вы словно оправдываетесь передо мной. Не надо. Вы ни в чем не виноваты.

Макарова резануло это обращение на «вы». Леся сидела перед ним за столом спокойная, сдержанная, чужая.

«Все образуется, все образуется, — попробовал успокоить он себя. — Конечно, только появился и сразу уезжаю — кому это понравится? Но ведь не могу же не ехать».

Олежка, окружив себя новыми игрушками, спросил:

— Значит, война у тебя не закончилась? Ты никак к нам насовсем не приедешь.

— Приеду, сынок, думаю, теперь уже скоро насовсем приеду.

Жена, Тамара, погибла, оказывается, как сообщил Чехотный, не от рук кавказцев и не в мае, когда Макаров валялся в госпитале, а пару дней назад, пустив себе пулю в висок из пистолета любовника.

Трудно осмыслить это. При всех недостатках Тамара была вроде не такой, но, может, прав Павел? Может, действительно в необустроенном дурацком мире человек деградирует не по дням, а по часам? А жену Олег из-за этого кавказского бардака в последние месяцы лишь изредка навещал. Ни разу с ней и не поговорил толком. Дело ведь шло к разводу, и серьезный разговор откладывался до лучших времен…

Хорошо, что рядом оказался Зырянов, бывший его подчиненный, приехавший в столицу заказывать протез и остановившийся жить у него: помог с похоронами, решал все бытовые вопросы. Потом, уже после похорон, вытаскивал его то в парк, то на дачу. От таких прогулок и путешествий, оттого, что был рядом верный и надежный человек, легче переносилась головная боль. Хотя, конечно, раны давали о себе знать, ночами ныл затылок, багровым казался летящий за окнами снег.

В один из таких снегопадных вечеров, завершив «круиз» по магазинам, они готовили на кухне сугубо мужской ужин: отваривали картошку, крупно нарезали лук, потрошили жирную селедку. И тут зазвонил дверной колокольчик. Открывать пошел Олег. На пороге стояла пожилая женщина, худенькая, темная, ни дать ни взять — цыганка. Зная, что в таких случаях говорят попрошайки: погорела, из больницы, внуков кормить некому, он быстро вынул из кармана пятитысячную и протянул деньги женщине. Та удивленно взглянула на Макарова:

— Чего это вы?

— А вы?

— Я человека ищу. Мне нужен полковник Олег Иванович Макаров. Тут вот адрес, — она протянула Олегу бумажку.

Олег взглянул на листок: знакомый почерк, очень знакомый.

— Простите, Бога ради. Я думал…

— Вы думали, я попрошайка? Оно конечно, так выгляжу… Но я по этому вот адресу приехала. Не ошиблась же?

— Нет, я Макаров.

— Я так сразу и подумала.

Он все еще смотрел на листок. Этот почерк он уже видел, и не раз…

— Кто вам написал это?

— Митяев Александр Викторович. Он говорил, что вы его хорошо знаете.

Майор Митяев, Саня Митяев, штабист. Вот такими аккуратненькими буковками он составлял документы. Погиб, когда вовсю уже шли разговоры о выводе войск из Чечни и когда эти войска бросили все-таки под Бамут…

— Митяев? Но когда и где это было?

— А там, в Чечне. Летом еще. Хороший такой мальчик был, царствие ему… Мне потом сказали, он в танке сгорел.

Макаров только теперь сообразил, что они по-прежнему стоят на лестничной площадке — из разбитого окна тянет собачий холод. Он пригласил женщину пройти в квартиру, помог ей снять легкое пальтишко, поинтересовался, как она попала в Чечню и что там делала.

— Сына искала. Как перестали от него письма приходить, так и поехала искать.

Из кухни вышел Женька. Видно, он слышал весь разговор гостьи с командиром, уже понял, в чем дело, и сразу спросил:

— Как фамилия сына?

— Сокольцов, Слава Сокольцов, он у вас сержантом воевал. Красивый такой мальчик, высокий. Бой был под Гехи, название села такое, — всю ночь до утра стрельба стояла. А утром, значит, боевики отошли, наши стали своих собирать, кого раненого, кого убитого. Славы среди них не было. В плен его, значит, забрали.

Макаров бросил взгляд на Женьку, тот чуть пожал плечами.

— Проходите на кухню, поужинаем… Как ваше имя-отчество?

— Мария Ивановна. Меня так зовут, что никогда не забудешь. А кушать, спасибо, я не буду, у меня в Москве сестра живет, я у нее остановилась, и только что из-за стола.

— А сами откуда, Мария Ивановна?

— Тверь. Правда, не из города, а там, рядом… — Она опустилась на краешек стула, расправила юбку на коленях. — По вашему начальству вот в Москве ходила. Просила, чтоб сына моего нашли и обменяли на кого-нибудь. А мне говорят: ждите, комиссия специальная по пленным создается. Я-то сама Чечню всю облазила, не нашла Славика. Были матери, которые своих находили, выкупали, а я не нашла. Решила было комиссию эту ждать, да тут записку в почтовый ящик мне кинули. Я из-за нее, из-за записки, и пришла к вам. Мне покойный Александр Викторович советовал: если помощь нужна будет, то к вам обратиться. Да и Слава писал, что у лучшего командира служить начинает… Я долго говорю, да?

— Пойдемте, Мария Ивановна, все-таки на кухню, хоть чаю попьем.

— Нет, меня сестра ждет, волнуется. Я теперь коротко все скажу. В записке, значит, было написано, что один мужчина в Москве знает, где находится мой сын, и готов помочь его выкупить. У него и документы Славика, и письма, что я ему писала, — он мне их потом показал, когда мы встретились. Пятьдесят миллионов просит, это еще божеская цена, если дом продам да сестра с мужем дачу… Муж у нее хороший, понятливый. Только вот этот-то, который помочь обещает, — вдруг обманет, а? Он мне повторил разов десять, что если только я в милицию обращусь, то сразу исчезнет, а без него я Славика не найду. И все же деньги чужому человеку вроде доверять страшно, так? Что посоветуете делать?

Макаров вздохнул:

— В этом, Мария Ивановна, я не советчик. Хотя, конечно, в милицию не мешало бы обратиться. Откуда этот человек вашего сына знает — хотя бы это выяснить. Но — решать вам.

— Так я и пришла к вам только из-за этого! Он ведь что мне сказал? Что был офицером у Славика и тоже в плену сидел, Славик ему домашний адрес и дал, когда Николай бежать собрался. Николаем его зовут, который денег-то от меня ждет, а фамилии он не назвал. Убежал он, значит, из плена, а сынок не смог, потому что в ногу ранен. Так я хотела про этого Николая вас и расспросить. Рыжеватый он, высокий, шрам маленький на подбородке, от осколка, он сказал. Лет тридцать, может, поменьше. Мне только знать надо, не обманет ли. Оно, конечно, офицер, не должен обмануть, но я еще решила у вас о нем разузнать.

Олег прислонился затылком к холодной стене, пытаясь сосредоточиться. Николай, рыжий Николай, офицер, тридцать лет. Бежал из плена. То, что он просит у женщины деньги, — в порядке вещей, не свои же ему выкладывать за сержанта Сокольцова. Сумма громадная. Хочет помочь. И хорошо. Но как это сделает? Поедет с миллионами к тому полевому командиру, от которого сбежал? Хотя тут могут быть и другие каналы…