Иван Козлов - Болевой синдром

Тамара Алексеевна, если это была она, приехала на тренировочную базу к Кучерявому утром, а погибла в следующую ночь. Зачем приехала? Ведь никогда же не делала этого. Значит, был повод, привезла дружку какое-то не терпящее отлагательств известие. Произошло это через день после встречи с подполковником Ляшенко. Ляшенко, по словам Макарова, встречался не только с женой командира, но и с женами других офицеров-«чеченцев». Передал от мужей приветы, рассказал, как они там живут-воюют. Так происходит всегда, если кто-то вырывается на пару дней с гор домой…

Да, следователь проверил: Ляшенко встречался и с женами других офицеров. Но нельзя проверить, о чем же он все-таки беседовал с Тамарой Алексеевной… Что мог сообщить такое, что женщина не дождалась двух дней, когда должны были закончиться сборы у Кучерявого, и сама помчалась туда?

Мало того, это известие должно было носить такой характер, что Леха, человек спокойный и рассудительный, человек, о котором все говорят только хорошее, убивает любовницу. Причем убивает не просто, а с особой жестокостью, вот ведь дело какое.

Ну не мог он совершить такой поступок!

И никто не мог залезть в дачный домик для того, чтоб лишь протопить там печь!

И с фотографией задачка, с той, которую обнаружил у себя Кучерявый… Если любимая женщина полгода назад подарила ему снимок, то он просто не мог бы об этом забыть, не мог его сунуть бог знает куда.

О чем все это говорит?

А хрен его знает о чем.

Впрочем, одно предположение есть, но это предположение сумасшедшего.

И все-таки надо связаться с коллегами из области.

Коллегу этого звали Вадик, и было ему двадцать два года. Впрочем, глаза у мальчика были хорошие, не сонные глаза, и Чехотный сразу простил ему молодость и некоторый налет апломба.

— Вас, товарищ Чехотный, собственно, что конкретно интересует?

— Женщины, сынок.

В общем-то до панибратства Чехотный никогда не опускался, но любого собеседника раскусывал с первого взгляда и безошибочно выбирал соответствующий тон. Вот и сейчас не ошибся: Вадик, обманутый его вызывающе простоватым видом, его старческой сутулостью, сразу понял, что имеет дело с мэтром, а не затюканным жизнью и годами следователем. Голос у Чехотного жесткий, уверенный, взгляд ироничный, и слово «сынок» понимается не иначе, как «деточка», а то и хуже — «сосунок».

Пока Вадик раздумывал, обидеться или нет на такое обращение, Чехотный заговорил уже действительно как с коллегой, сто лет знакомым, проверенным и надежным:

— Помощь твоя нужна. Запутаннейшее дело, у меня таких мало было. Давай вдвоем мараковать.

Он разложил на столе карту, помолчал, словно давая время коллеге ознакомиться с ней, потом сказал:

— Это, как видишь, твоя вотчина. Вот здесь, — ткнул острием карандаша, — находится старый карьер. В один из майских дней здесь сожгли в машине женщину.

Лицо Вадика стало возмущенным, он уже собирался достойно ответить следователю, но тот не дал ему это сделать:

— Естественно, не сомневаюсь, что ты в курсе, что ты даже можешь мне сказать, кто там погиб…

— Да, конечно, я могу сказать!

— Однако, Вадим Евгеньевич, меня интересует, скажем так, не совсем эта история.

В своей конторе по отчеству Вадика, наверное, мало кто называл, потому он сразу оценил поступок Чехотного, стал сама серьезность:

— Я слушаю.

— В тех же числах мая в этих вот деревеньках вдоль трассы ничего криминального не произошло? Драки с летальным исходом, изнасилования… — Он сделал паузу. — Может, из дому кто пропал? Ты только на память не полагайся, лично я никогда это не делаю, давай по бумагам посмотрим.

— Было, что-то было. — Вадик полез за папками. — Не уверен, что именно в эти же числа… Женщина пропала, из Репкино, это, кстати, недалеко от того самого карьера… Ага, вот. Когда ваша москвичка там погибла?

— Двадцать девятого, часа в три ночи.

— А у нас двадцать седьмого Гагаева Полина Владимировна уехала в Москву и не вернулась по сей день. Мы объявили ее в розыск.

— Кто такая? Давай все, что о ней знаешь.

— Эта дамочка с прибабахом, ей за сорок, не замужем и никогда не была, живет в доме с отцом… Сейчас… Гагаев Владимир Миронович, пенсионер, хобби — алкаш. Дочь взяла его пенсию, поехала в Москву за покупками, обещала привезти сахар на самогонку… Если бы не это, он, может быть, и не всполошился. Полина часто пропадала и на три, и на четыре дня, она у трех вокзалов проституцией подрабатывала, была неоднократно бита, доставлялась в кутузку.

— И посему на вид ей лет семьдесят, да?

— А вот и нет. Я же говорю, что она чокнутая. По деревне всегда ходила, как манекенщица. Дорогие духи, помада, туфли… В таких туфлях — по лужам, по грязи. Говорила всем, что ее обещает взять на работу сам Слава Зайцев, модельер который. Впрочем, могла и про Диора сказать: состояла на учете в психдиспансере.

— Фотография есть?

— Естественно. Вот, полюбуйтесь, не королева красоты, но и не Баба Яга. Она, кстати, любила фотографироваться, видно, все деньги, заработанные на панели, тратила на помаду и фотосалоны.

Чехотный посмотрел на снимок. Ничего схожего с Макаровой.

Вадик продолжал рассказывать:

— Гагаева могла возвращаться домой или автобусом, или электричкой. И так, и этак до деревни еще надо топать лесом, от автобуса — по грунтовке, от электрички — тропой. Но ее так исходили, что она как аллейка. Мы проверили: ничего похожего на захоронения не нашли. В моргах московских тоже ее не оказалось. Так что, скорее всего, уехала во Францию, на фестиваль моды, — он улыбнулся своей шутке. На руках у нее в тот день было сто десять тысяч плюс пять долларов. Тысячи — отца, доллары — ее.

Глаза Гагаевой сразу выдают болезнь — плавающие глаза, не сосредоточенные. Белые волосы. Это пока единственное, что роднит ее с Тамарой Алексеевной. Теперь надо узнать вес, рост, размер ноги, что там у нее с зубами было… Да многое надо узнать.

— Что еще в тех же числах интересного у вас было? Больше никто не пропадал?

— Нет. Ну, если не считать двух бычков из колхозного стада…

Гагаева Полина Владимировна была на два сантиметра ниже Макаровой, обувь носила на размер меньше, наверняка время от времени мучилась зубной болью: пломбированы два зуба.

Теперь эксперты должны были решить, кто же сгорел в машине. Чехотный ненавидел процедуру эксгумации тела и всю бумажную канитель, предшествующую ей.

Макарову он не стал объяснять причину.

— Олег Иванович, не будете возражать? Надо…

— Надо так надо, — только и ответил тот.

— Нет, я сегодня не могу, — сонно ответил Рамазан. — День по минутам расписан. Ты позвони мне завтра с утра, и может быть…