Сью Графтон - «З» - значит злоба

— С тобой все в порядке?

Я протянула руку через стол и он накрыл ее своей, переплетя наши пальцы.

— Что мы делаем? — спросила я.

— Хороший вопрос. Почему бы нам не поговорить об этом? Ты первая.

Я засмеялась, но предмет, на самом деле, не был смешным, и мы оба знали это.

— Зачем тебе было нужно вернуться и все взбудоражить? Мне прекрасно жилось.

— Что я взбудоражил? Мы ничего не делали. Поужинали. Выпили. Я спал внизу. Ты спала наверху. У меня так болит колено, что ты находишься в полной безопасности от нежелательных приставаний. Я бы не смог подняться по лестнице, даже если бы моя жизнь зависела от этого.

— Это хорошие новости или плохие?

— Не знаю. Ты мне скажи.

— Я не хочу привыкать к тебе.

— Множество женщин не могли привыкнуть ко мне. Ты одна из немногих, кто кажется отдаленно заинтересованной, — сказал он, слегка улыбаясь.

Вот слово мудрости: в середине нежного разговора с одной женщиной не упоминай другую, тем более, во множественном числе. Это плохая тактика. Когда он это сказал, я вдруг представила себя в очереди из женщин, причем я стояла довольно далеко от ее начала. Почувствовала, как моя улыбка растаяла, и я отступила в молчание, как черепаха при виде собаки.

Его взгляд стал осторожным.

— Что не так?

— Ничего. Все в порядке. Почему ты думаешь, что что-то не так?

— Давай не будем пререкаться. Тебе определенно есть, что сказать, так почему бы не сказать это.

— Я не хочу. Это не имеет значения.

— Кинси.

— Что?

— Давай. Просто скажи это. За честность никто не наказывает.

— Я не знаю, как сказать. Ты здесь на четыре дня, и что я должна с этим делать? Мне не нравится, когда от меня уходят. Это история моей жизни. Зачем запутываться, если это значит, что я останусь с вырванным сердцем?

Он поднял брови.

— Не знаю, что тебе сказать. Я не могу обещать остаться. Я никогда не оставался в одном месте дольше, чем на шесть месяцев. Почему мы не можем жить настоящим? Почему ко всему должна быть прикреплена гарантия?

— Я не говорю о гарантиях.

— Думаю, что говоришь. Ты хочешь залог на будущее, когда знаешь не больше моего, что случится в дальнейшем.

— Ну, это правда, я с этим не спорю. Я только говорю, что не хочу быть в отношениях, которые то начинаются, то заканчиваются.

— Не буду врать. Я не могу притворяться, что останусь, когда знаю, что нет. Чего в этом может быть хорошего?

Я чувствовала, как мое отчаяние растет.

— Я не хочу, чтобы ты притворялся, и я не прошу ничего обещать. Я просто пытаюсь быть честной.

— Насчет чего?

— Насчет всего. Люди отвергали меня всю мою жизнь. Иногда это была смерть, иногда меня бросали, лгали, предавали. Все, что хочешь. Я испытала каждую форму эмоционального предательства. Подумаешь, большое дело. Каждый страдает от чего-то в жизни, ну и что?

Я не сижу и не жалуюсь, но надо быть дурой, чтобы снова вляпаться в это дерьмо.

— Я понимаю. Я слышу тебя и, поверь, не хочу причинять тебе боль. Это не из-за тебя, а из-за меня. Я — беспокойный по натуре. Я ненавижу чувствовать себя в западне. Такой я есть.

Запри меня, и я разнесу все в клочки, чтобы освободиться. Мои родители были номадами. Мы были всегда в движении, всегда в дороге. Для меня находиться в одном месте — угнетающе.

Это хуже смерти. Когда я рос, если мы задерживались в одном городе, это всегда кончалось плохо для моего старика. Он оказывался в тюрьме, или в больнице, или в вытрезвителе.

В любой школе, где я учился, я был новичком, и мне приходилось драться, только для того, чтобы выжить. Для меня было счастливейшим днем, когда мы снова пускались в путь.

— Наконец-то на свободе.

— Правильно. Это не значит, что я не хотел бы остаться. Я просто на это не способен.

— Ну да. «Неспособен». Это все объясняет. Ты прощен.

— Не надо обижаться. Ты знаешь, что я имел в виду. Боже милосердный, я вовсе не горжусь собой. Мне не доставляет удовольствия факт, что я — катящийся камень. Я просто не хочу обманывать себя и тебя — тоже.

— Спасибо. Замечательно. А сейчас, я уверена, ты найдешь, как развлечься.

Он нахмурился.

— А это к чему?

— Это безнадежно. Не знаю, зачем мы тратим время. Ты обречен бродяжничать, я пустила корни на месте. Ты не можешь остаться, я не могу уехать, потому что мне здесь нравится.

Это для тебя непродолжительный эпизод, раз в два года, и я участвую только на это время, и это означает, что я, наверное, проклята на всю жизнь связываться с такими мужиками, как ты.

— С мужиками, как я? Мило. Что это значит?

— То и значит. С эмоциональной клаустрофобией. Ты — типичный случай. Пока меня привлекают такие мужики, я могу обходить свои… — Я остановилась, чувствуя себя, как пес из мультика, которого занесло на полу.

— Твои что?

— Не твое дело. Давай закончим разговор. Не надо было мне открывать рот. Получается, что я хнычу, а мне совсем этого не хотелось.

— Ты всегда переживаешь, что кто-то подумает, что ты хнычешь. Кому какое дело? Хнычь на здоровье.

— О, теперь ты так заговорил.

— Как? — спросил он, раздраженно.

Я изобразила терпение, которое вряд ли испытывала.

— Одна из первых вещей, которые ты мне сказал, была, что ты хочешь, как ты сформулировал, «подчинения без нытья». Ты сказал, что очень мало женщин сумели этого достичь.

— Я так сказал?

— Да, сказал. С тех пор я очень старалась не ныть в твоем присутствии.

— Не будь смешной. Я не имел это в виду. Я даже не помню, чтобы такое сказал, но, наверное, говорил о чем-то другом. В любом случае, не меняй тему. Я не хочу уезжать на такой ноте. Пока проблема существует, давай ее решать.

— Что решать? Мы не можем ничего решить. Это решить невозможно, поэтому оставим тему.

Мне жаль, что я начала это. У меня и так эта семейная ерунда. Может быть, я расстроилась из-за нее.

— Что за ерунда? Ты в родстве с этими людьми, так в чем проблема?

— Не хочу об этом говорить. Кроме нытья, я не хочу чувствовать, что повторяюсь.

— Как ты можешь повторяться, когда ты с самого начала ничего мне не говорила?

Я провела рукой по волосам и уставилась на стол. Я надеялась избежать этой темы, но она выглядела безопасней, чем обсуждение наших взаимоотношений, из чего бы оно ни состояло. Мне не приходило в голову ни одно рациональное объяснение моего нежелания общаться с вновь приобретенными родственниками. Мне просто этого не хотелось. В конце концов я сказала:

— Не люблю, когда на меня давят. Они так стараются наверстать потерянное время. Почему бы им не заняться своими делами? Я чувствую себя неуютно со всем их показным дружелюбием. Ты знаешь, какой я становлюсь упрямой, когда меня подталкивают.

— Почему ты тогда согласилась работать на этого адвоката? Она же твоя двоюродная сестра.