Сью Графтон - «Б» - значит беглец

Я воспользовалась случаем и отправилась на поиски Энн. Дверь в задней стене вела в коридор с комнатами, расходящимися в обе стороны от центрального коридора. Справа была лестница, ведущая на верхний этаж. Я услышала звук льющейся воды, а затем легкое постукивание чайника на огне, из кухни, слева от меня.

Было трудно представить себе общий план этажа, и я предположила, что квартира была выкроена из нескольких комнат мотеля посредством выкидывания внутренних стен.

То, что получилось, было просторным, но сляпанным на скорую руку и напоминало лабиринт. Я заглянула в комнату на другой стороне коридора. Столовая с ванной. Проход в кухню был через что-то вроде алькова, где вешают одежду. Я остановилась в дверях.

Энн расставляла чашки и блюдца на алюминиевом подносе.

— Вам помочь?

Она покачала головой. — Посмотрите квартиру, если хотите. Папа сам ее построил, когда они с мамой поженились.

— Хорошая.

— Ну, сейчас уже нет, но для них это было идеальным. Мама еще не дала вам ключ? Вы, может быть, хотите занести свои вещи. Думаю, она поселила вас в двадцать вторую комнату, наверху. Она с видом на океан и маленькой кухонькой.

— Спасибо. Это замечательно. Сейчас занесу вещи. Я надеюсь сегодня поговорить с адвокатом.

— Кажется, папа назначил для вас встречу с ним на час сорок пять. Он, наверное, захочет пойти с вами, если будет чувствовать себя получше. Он любит руководить. Надеюсь, это ничего.

— Вообще-то, нет. Я бы хотела пойти одна. Ваши родители выгораживают Бэйли, и мне не хотелось бы отвлекаться на это, когда я пытаюсь понять суть дела.

— Да, хорошо. Я вас понимаю. Попробую отговорить папу.

Вода заклокотала на дне чайника. Энн достала чайные пакетики из красно-белой металлической банки. Кухня была старомодной. Линолеум в бежевую и зеленую клетку походил на вид с воздуха на поля с сеном и люцерной. Газовая плита белая, с хромовой отделкой. Мелкая раковина из белого фаянса, поддерживаемая двумя толстыми ножками.

Маленький холодильник с округлыми краями и пожелтевший от времени, наверное, с морозилкой величиной с хлебницу.

Чайник засвистел. Энн выключила газ и налила кипяток в белый чайничек.

— Какой вы любите?

— Обычный.

Я последовала за Энн обратно в гостиную, где Ори пыталась встать с кровати. Она уже спустила ноги, рубашка задралась, обнажив морщинистую белизну ее ляжек.

— Мама, что ты делаешь?

— Мне опять нужно на горшок, а тебя не было так долго, что я не могла ждать.

— Почему ты меня не позвала? Ты знаешь, что тебе нельзя вставать без помощи. Честное слово!

Энн поставила поднос и устремилась на помощь матери. Ори тяжело встала, широкие колени задрожали, приняв ее вес. Двое неуклюже проследовали в соседнюю комнату.

— Я могу пока достать вещи из машины.

— Да, давайте. Мы недолго.

Океанский бриз был холодным, но вышло солнце. Я прищурилась, оглядывая город, где поток пешеходов увеличился с приближением полудня.

Две молодые мамаши перешли через дорогу вялой походкой, а собака бежала за ними, с пластмассовой тарелкой в зубах.

Февраль — не туристический сезон, и пляж был пустынным. Единственные звуки — шум прибоя и высокое, тонкое завыванье маленького самолета над головой.

Я забрала свой вещевой мешок и пишущую машинку и вернулась. Когда я достигла гостиной, Энн помогала Ори лечь в кровать. Я ждала, когда они меня заметят.

— Мне пора обедать, — капризно сказала Ори.

— Хорошо, мама. Давай сделаем тест. Мы должны были сделать его давным-давно.

— Я с этим шутить не хочу! Я не настолько себя хорошо чувствую.

Я видела как Энн сдерживается, чтобы не реагировать на тон матери. Она закрыла глаза.

— У тебя сильный стресс. Доктор Ортего хочет, чтобы ты была очень осторожна, пока он не увидит тебя в следующий раз.

— Мне он этого не говорил.

— Это потому, что ты с ним не разговариваешь.

— Ну, я не люблю мексиканцев.

— Он не мексиканец, он испанец.

— Я все равно не понимаю ни слова из того, что он говорит. Почему у меня нет нормального доктора, который говорит по-английски?

— Я сейчас вами займусь, Кинси, — пробормотала Энн, увидев меня. — Дайте мне сначала разобраться с мамой.

— Я могу отнести вещи наверх, если вы мне скажете, куда.

Произошел краткий территориальный диспут, когда они спорили, куда меня поместить.

В то же время Энн достала ватные шарики, спирт и какие-то полоски для тестов, запечатанные в бумажный пакет.

Я поневоле смотрела, как Энн протерла матери подушечку пальца и проколола ее ланцетом. Меня просто перекосило от отвращения. Я передвинулась к книжному шкафу, симулируя интерес к названиям на полках. Куча вдохновляющего чтения и конденсированная версия книг Леона Уриса. Я вытащила первую попавшуюся книгу и стала перелистывать, блокируя сцену за спиной.

Я выждала приличное время, поставила книгу на место и осторожно повернулась. Энн, видимо, считала результаты теста с дисплея у кровати и наполняла шприц из маленького пузырька с бледной, молочной жидкостью, как я предположила, инсулином.

Я занялась изучением стеклянного пресс-папье, со святым семейством в крутящемся облаке снега. Младенец Иисус был не больше канцелярской скрепки. Боже, я такая трусиха, когда речь заходит об уколах.

По шуршащим звукам сзади, я поняла, что они закончили. Энн сломала иглу одноразового шприца и выбросила в помойное ведро. Она навела порядок на прикроватном столике, и мы отправились к стойке, за ключом от моей комнаты. Ори уже звала ее с каким-то требованием.

К часу тридцати я проехала двадцать километров до Сан Луис Обиспо и объезжала центр города, пытаясь сориентироваться и прочувствовать место. Деловые здания были от двух до четырех этажей и содержались безупречно. Это, без сомнения, город-музей, с испанскими и викторианскими постройками, восстановленными и приспособленными для текущего использования. Фасады выкрашены в красивые темные цвета, многие с навесами над окнами.

Заведения кажутся поделенными почти поровну между магазинами модной одежды и модными ресторанами. Улицы окаймляли деревья с гирляндами крошечных лампочек, вплетенных в кущи ветвей. Все заведения, не предназначеные непосредственно для туристов, казались приспособленными ко вкусам студентов Калифорнийского политехнического, которые были повсюду.

Нового адвокта Бэйли Фаулера звали Джек Клемсон, с офисом на Милл, в квартале от суда. Я въехала на стоянку, вышла и заперла машину.

Офис располагался в маленьком коричневом каркасном коттедже, с остроконечной крышей и узким деревянным крыльцом, огороженным перилами. Двор был окружен белым дощатым забором, между досками пробивались ростки герани. Судя по табличке на воротах, Джек Клемсон был единственным съемщиком.