Вильям Цветков - Фестиваль

— Чем? — спросила Наташа. Ее глаза лихорадочно блестели.

— Отсутствием улик. У нас нет ничего или почти ничего. Так может работать одержимый. Или… — Василий задумался. — Или профессионал. Маньяк, в отличие от профессионала не думает, чтобы кого-то подставить. У него это, конечно, может выйти неумышленно, но он вряд ли будет думать о ком то конкретно. Он просто делает свое дело, безошибочно, не оставляя никаких следов. Маньяк может путать следствие, делать ложные ходы, что-нибудь посылать — но все это лишь следствие его мании или комплексов. Рано или поздно, он попадается, потому что у него нет конкретной практической цели. А вот профессионал — то может бегать всю жизнь.

Так вот, случайно в то время я читал книгу про страховые делишки и подумал, а почему бы и нам не провернуть такое дельце. В нашей стране еще плохо налажена борьба с такого рода мошенниками и им подобными, нет хороших специалистов по страхованию. На западе, между прочим, в сфере страхования — один из самых больших процентов финансовых преступлений.

Мы обзвонили все наши страховые конторы. Заинтересовала одна. Сначала они сплоховали, сказали, что сведений не дают, а потом исправились и стали говорить, что никого из пропавших знать не знают. Я поговорил с менеджером, а сегодня вечером он оказался мертв. Причем я его труп обнаружил первым. Совпадение? Как бы не так. Милиция словно ждала за углом, пока я его найду. Бабка — дежурная, конечно, могла описать им мою внешность, но фамилию она вряд ли могла запомнить. Хотя, возможно и такое. Мне же кажется, что кто-то следил за мной и стукнул в самый неподходящий момент.

— А грабеж? При чем тут грабеж?

— Я забыл там свой фонарик. Он естественно с отпечатками. И еще — это. — Василий сходил в прихожую и вынул из кармана бумажник, бросив его на стол. — Пятьсот баксов. Оставлять жалко было.

— А откуда они узнали про него?

— Я не знаю. Кто-то очень близко сотрудничает с этим обществом. Слишком у них все быстро и толково получилось. Перед большими деньгами никто не устоит. Меня быстренько отправили в отпуск и как только я снова начал копаться, решили приструнить. А письма мог посылать тот же пучеглазый, то есть менеджер. В порядке страховки.

Наташа легонько постукивала пальчиками по деревянным подлокотникам кресла. Она немного успокоилась, но все услышанное не вызвало у нее реакцию бурного восторга.

— И что ты теперь собираешься делать?

— Не знаю. Нужно как-то выбираться из всего этого. У тебя можно пока остаться? Пока не подыщу что-нибудь получше?

Ее лицо стало серьезным как у монашки во время причастия.

— Куда ж ты еще пойдешь? — сказала она. В ее голосе проскользнули материнские нотки. — Оставайся.

— Укрываешь преступника, — засмеялся Василий.

Она махнула рукой, словно защищаясь.

— Я радио не слушаю.

Улица Катина располагалась на самом краю города. Василию потребовалось почти два часа, чтобы найти нужный дом. Это был особняк старинной немецкой постройки, обнесенный массивным литым забором из чугуна.

Покатая крыша, в отличие от всего дома, выглядела новой из-за красной, хорошо подогнанной друг к другу черепицы. Закопченная квадратная труба курилась жиденьким ручейком черного дыма.

С остальных сторон дом надежно прикрывался обклеенными снегом деревьями. Летом здесь, должно быть, райский уголок. С левой стороны двора, у стопки расколотых дров виднелась большая собачья будка.

Василий надвинул шляпу поглубже на лоб и поправив очки, сверил номер дома. Сходилось.

Прежде чем входить в дом, он долго изучал неподвижную конуру. Оттуда доносилось сытое чавканье.

Василий прошел по заледеневшей тропинке, обозначенной с обеих сторон рядками кирпичей. Ветхое крыльцо окутывали голые вьющиеся лианы, забирающиеся на крышу. Чуть правее крыльца темнело грязное окно, по ту сторону которого стояли горшки с засохшими комнатными растениями.

Звонок прозвучал деловито и весело, но словно в другом мире, отделенном толстой стеной.

Долго ждать не пришлось. Послышались быстрые шаги и на крыльцо вышел мужчина средних лет, одетый в голубые джинсы и черный вязаный свитер. Его глаза смотрели цепко и настороженно, как у белки.

— Что вы хотели? — спросил он, оглядывая двор.

— Поговорить. Вы муж Натальи Феоктистовой?

Он напрягся и постучал ладонью по косяку.

— Да. Она исчезла. Вот уже полгода или больше. Нам не о чем говорить.

— Я думаю, что есть о чем. — Василий сделал шаг вперед.

Мужчина постоял еще с минуту, что-то обдумывая, и пропустил его в дом. Внутри было тепло. Пахло прогорклой кашей и салом. Вещи в беспорядке валялись по всему коридору… То же самое, наверное, было во всем доме.

— Кто вы такой? — спросил он, присаживаясь на пуфик, накрытый сверху ковриком с бахромой.

— Это долго объяснять. Некоторым образом я связан с вашей пропавшей женой.

Его глаза сверкнули и тут же потухли.

— Нет, — поспешил его заверить Василий, — конкретно я не видел ее и даже не знаю что с ней. Мне хотелось выяснить некоторые детали.

— В из милиции?

— Был из милиции. Те люди, которые знают, где ваша жена, подставили меня. Теперь чтобы выкрутиться, мне надо найти ее.

— Вы знаете, что с ней? — мужчина старался быть спокойным.

— Не. Пока нет. Но насколько мне известно, она не единственная в этом списке. — Василий посмотрел на его реакцию.

Он недоуменно потоптался и зачерпнул пятерней свои роскошные черные волосы. На его пальце сверкнул золотой перстень с бриллиантом.

— В каком списке?

— В списке исчезнувших.

Он выглядел искренне озадаченным.

— Вы хотите сказать… маньяк?

— Не знаю. Вы давно женаты?

— Восемь лет.

— Вы в курсе, чем занималась ваша жена?

— Да. — Он удивился. — Мы же работали вместе. Я-директор, а она — мой заместитель.

— И чем вы занимались?

— Сельхозпродукты. Выращивали, торговали.

— Скажите, а вы не застрахованы? — Василий следил за его лицом. Оно сохраняло известную невозмутимость.

— Нет. А зачем деньги переводить. Я считаю это глупостью.

— А ваша жена?

— Она, естественно, тоже. Мы как-то говорили об этом, но дальше разговоров дело не пошло. Мы этого не хотели.

Василий обвел взглядом прихожую. Во всем чувствовался достаток, хотя беспорядок нарушал общую картину. Слева стояла специальная стенка для одежды, старая и тяжелая, как сам дом. Ее дубовые панели были инкрустированы деревом различных тонов. Мягкая пушистая дорожка скрывалась за темными, свободно висящими портьерами. Потолок пересекали деревянные балки, покрытые лаком. В них были вставлены матовые плафончики, из которых лился мягкий ненавязчивый свет. Справа, на стене висело огромное овальное, во весь рост, зеркало в раме из какого-то очень темного дерева. По его по бокам располагались изящные полочки, на которых когда-то стояла женская косметика, а теперь валялись отвертки и гвозди. Женщиной здесь и не пахло.