Аве Бак - Время шаманов

─ Кому же настучала Белик? Геренсту?

─ Алена сказала, что Геренст был с ними на работе, руководил как бы подготовкой документа, а Ургалчинов отсутствовал.

─ Алену и эту… Белик берите как свидетелей по делу о нападении на капитана милиции и все показания под протокол. А я иду к Курдюму. Теперь мне есть о чем с ним поговорить.

В коридоре офиса «Восток» Колчанов встретил Бочкина.

─ Ты где, майор? Мы уже тут крутимся, крутимся …, не знаем как не уйти.

─ Все, коллега, можно покидать этот Титаник. К Курдюму пойду сам. Спасибо!

Когда Колчанов вошел в приемную, секретарша обрадовано воскликнула:

─ Наконец-то, Эдуард Борисович вас уже заждался. Проходите.

Хозяин кабинета не поднялся из кресла приветствовать Колчанова. Нажал кнопку связи с секретаршей:

─ Вы на сегодня свободны. Присаживайтесь. Думаю, что утром вы задали мне не все вопросы интересующие ваше ведомство. Ведь вы не из налоговой, не так ли?

─ Допустим, – Колчанов устроился на диване в противоположном от стола хозяина конце кабинета.

─ Вы расположились так далеко от меня, – Курдюм устало улыбнулся. – Такое впечатление, что вы представитель высших сил пришли судить закоренелого грешника.

─ Я представитель закона, а вы, похоже, перестали верить в его силу и прикрываете преступников, – в голосе майора прорезался металл. – Вам известно о жестоком нападении на нашего сотрудника?

─ Я слышал.

─ Вы знаете, кто совершил нападение?

─ Я предполагаю.

─ Тогда поделитесь своими предположениями.

─ Это долгая история. Я именно предполагаю, а не утверждаю, вот в чем дело.

─ Все мое время давно уже посвящено расследованию странных событий в N-ске. И для вашего рассказа мне времени не жаль. Только не играйте со мной, не стоит. Или правду, или я во всем разберусь и без вас.

─ Я вижу ваш настрой, Михаил Иванович. Я поведаю все, что мне известно, но сначала признаюсь – давно жду, когда вы ко мне придете. Нет, не вы лично, а вы в более широком смысле.

─ А вы сами? Что не найдете к нам дороги?

─ Все не так просто. Во-первых, боялся, не за себя! Во-вторых, в глазах органов я могу выглядеть просто тронувшимся умом маразматиком. Моя история не совсем обычна. Скорее она очень необычна. И, честное слово, я даже не знаю, насколько вы готовы воспринять мои откровения? – Курдюм вопросительно глядел на Колчанова.

─ Что ж. Я думаю, что давно готов к вашей истории, Эдуард Борисович. Но чтобы подавить ваши сомнения назову ряд понятий, знакомых и вам: шаман, росомаха, Чакраватин, Тенгри… Достаточно?

Курдюм глубоко вздохнул. Колчанову показалось, что это вздох облегчения.

─ Михаил Иванович, я вижу, что мой рассказ не покажется вам бредом сумасшедшего. Поздравляю, ваше расследование на правильном пути. Семь лет назад при организационном и финансовом участии неких высоких московских особ я создал Торговый дом «Восток». Спрос на поставляемые товары оказался стабильно-высоким, мы быстро добились финансового успеха и даже процветания. К сожалению, в нашей стране политика и бизнес неразделимые вещи. Ни один человек с большими деньгами еще не выживал без политической или административной крыши, никто не выживает без оказания услуг людям наверху. Пришло время и аналогичных действий потребовали и от меня. Отказаться было просто невозможно. Это грозило упадком моего бизнеса и разорением. Я создал и возглавил в нашей области партию «Чести и совести». Ну, партия как партия. Ко мне пришли многие влиятельные в области люди. Мы успешно дали голоса на выборах за наш партийный список в Думу, я и многие члены партии стали депутатами областного совета. Мэр города тоже победил при нашей активной поддержке. Все в моей жизни складывалось как нельзя лучше. Но, как говориться, бог не только много дает, но и много забирает. У меня он забрал, наверное, больше чем дал. В автомобильной аварии погибает моя жена, Элла. Глупая, злая смерть. Вечером на трассе к ней на встречную выскочил самосвал «КаМаз». Представляете? Лоб в лоб. Никаких шансов. Мгновенная смерть. Водитель самосвала скрылся. Единственная дочь Ляля не смогла пережить смерть матери, как это удалось мне. Она не сумела воспринять трагическое событие, как делают это подготовленные жизнью, битые, что называется, люди. Следующей жертвой, которой я расплатился за свой успех, стало здоровье дочери. Ляля училась в девятом классе. Через несколько дней после похорон Эллы, дочь сказала, что у нее нет сил идти в школу, видеть улыбающихся, занятых чем-то людей. Она хочет побыть одна. Слезы у нее закончились, а с ними и сила жить. Она лежала без слов дни и ночи, не говорила, не ходила, не делала ничего. Нанятая няня кормила ее с ложечки, поддерживала в чистоте, купала, умывала, расчесывала. Я обратился к врачам. Диагноз – депрессия. Полное нежелание включать эмоциональные и физические силы организма. Апатия ко всему. Ляля закрыла вход в свою душу на крепкий замок, а ключ выбросила далеко-далеко в свое прошлое, в детство, в те времена, когда была жива мама. Так мне сказал врач психотерапевт. Ее психическая травма продолжилась в соматическом, физическом недуге. Ступорозная депрессия. Она проявляется в торможении двигательных и интеллектуальных функций. Ляля иногда ходит по дому, очень медленно, порой не замечает, что я к ней обращаюсь, кушает мало с большой неохотой. А иногда, врачи называют это псевдопаралитическое состояние, ляжет и не двигается по нескольку дней. Смотрит в потолок и пальцем не шевелит. Как выходит из такого растительного состояния, сразу появляется надежда на выздоровление. Но нет, все шло по-прежнему. Часть времени проводила в клинике, там ее пичкали антидепрессантами и транквилизаторами, часть – дома. Понимаете, что это выбило меня из колеи. Дела в бизнесе стали приходить в упадок. Наверху, при всем сочувствии к моим личным проблемам, это очень не понравилось. Мне прислали человека с новыми бизнесовыми и партийно-идеологическими установками. Это был известный вам Альфред Вольфович Геренст.

Первым делом он потребовал учредить предприятие «Драхма» и отдать туда часть коммерческих схем и финансовых активов. Значительную часть. Я согласился. Того, что оставалось, мне вполне хватало для обеспеченного образа жизни и лечения дочери. Но новые идеологические установки меня крайне удивили и взволновали. Евразийство, политико-культурный, как он выразился, культ Тенгри, для более успешного управления сознанием и волей избирателей, новая концепция кастового устройства российского общества, как ответ на евроатлантизм. Название новой фирмы, «Дхарма», Геренст истолковал как поддержание справедливости и баланса в мире. Я, как лидер партии теперь был обязан прививать партийцам новые политические взгляды, рассказывать о великой объединяющей силе татаро-монгольских завоевателей, ставить задачи по просвещению молодежи в этом духе. Признаюсь, Михаил Иванович, у меня не было ни сил, ни особого желания возражать. На областной партконференции мы избрали Геренста в областное бюро «Чести и совести» и в скорости как мой заместитель по идеологии он забрал всю партийную работу на себя. Идеология эта оказалась заразной штукой. Понял, когда время от времени разговаривал со старыми друзьями, членами партии. Новый миф о силе и величии, вместо школьного монголо-татарского ига, захватил воображение людей. Казалось бы, что монголы уже стали историческим старьём, почти сказкой, ан нет! Взрослые люди с высшим образованием как маленькие дети нырнули с головой в антиисторический бред и захлебнулись там восторгом от своего выдуманного величия.