Марина Серова - Ограбь меня нежно

Слушая это замысловатое хитросплетение залогов, продаж и покупок, я чувствовала, что у меня в голове шарики постепенно начинают заезжать за ролики, и я теряю ориентацию в пространстве.

– Как вы разобрались во всем этом? – совершенно искренне удивлялась я.

– Да мы и не разобрались. Из всех витиеватых объяснений Романа мы с отцом поняли только одно: заложив свою квартиру «Парламенту», мы получаем деньги на первый взнос и дополнительную гарантию того, что все закончится хорошо, потому что теперь выходит так, что не только мы, но и «Парламент» вложил свои деньги. Между прочим, надо отдать им должное, психологи они отличные. Когда зашла речь о конкретных суммах, нас спросили не о том, сколько нам нужно, а «сколько вам недостает». То есть и тут они сориентировались. Поняли, что сколько-то у нас все-таки есть и своих. Хотя, конечно, причины привели уважительные. Дескать, залог – операция не благотворительная, придется платить процент, а чем больше сумма, тем больше этот процент составит. В абсолютных, так сказать, величинах.

Впрочем, все это тоже вздор и частности. В действительности вовсе не процент их интересовал. Интересовали их, как я понял гораздо позже, – когда вообще было уже слишком поздно, – интересовали их документы, которые мы подписали при залоге и на которые они постарались совсем не обратить нашего внимания, как на второстепенные и несущественные. Подробно и тщательно обсудив с нами договор залога, Роман сказал, что нужно подписать еще одну дополнительную бумажку – так, пустячок, – которая будет гарантировать им своевременные выплаты с нашей стороны. Это – договор купли-продажи. Он делается на всякий случай, чтобы, если случится какой-нибудь форс-мажор, фирма не осталась в убытке и могла возместить свои потери. Совсем запутавшийся во всех этих джунглях, отец так и воспринял эту информацию, как ему ее преподнесли. Он подписал договор, фактически подарив нашу квартиру чужому дяде. Но тогда мы не понимали этого, а риелторы не спешили объяснять. Мы заплатили взнос и стали ждать, когда достроится наша квартира, а они каждый месяц аккуратно снимали с нас проценты и жили припеваючи. Кстати, размер этих процентов и сам по себе оказался немаленьким, и на нашем семейном бюджете это очень и очень сказывалось. Но, исполненные радостного ожидания, мы легко переносили, как нам тогда казалось, «временные неудобства». Дом действительно строился достаточно быстро и пришло время выплачивать остаток суммы. Помня о предыдущих договоренностях, отец отправился в офис «Парламента», и то, что он услышал там, чуть не спровоцировало у него сердечный приступ. Размер наших ежемесячных выплат риелторам был рассчитан так же, как рассчитывают в банке, – процент плюс часть долга, и к тому времени мы уже практически погасили взятую сумму. Отец думал, что разговор пойдет о том, что они расторгнут договор залога и фирма в срочном порядке начнет искать покупателя, но услышал совсем другое. Оказалось, что наша квартира, та самая, в которой мы живем и которую хотим продать, – давно уже не наша, что подписанный и зарегистрированный в палате договор продажи давно вступил в силу и, в сущности, мы даже не имеем права там находиться. Но поскольку мы аккуратно выплачивали все взносы, фирма готова идти навстречу. Если мы выплатим, – то есть фактически второй раз, – сумму, указанную в договоре залога, все оставшиеся деньги от продажи нашей квартиры достанутся нам, и мы сможем заплатить второй взнос за четырехкомнатную. Мы ведь все равно планировали продавать ее – так какая нам разница? Будет ли она продана от нашего имени или от имени Ирины, главное – деньги мы получаем, а они, как известно, не пахнут. В общем, вернулся отец сам не свой. Лекарства все порывался запить водкой и говорил, что если он теперь бомж, то и поступать должен соответственно. Потом началась бесконечная процедура судебных разбирательств, которые все, разумеется, кончились ничем, отец, не выдержав всего этого, умер, Катя ушла…

Парень снова остановил свой рассказ и долго молча курил. А я вспоминала все те же полунамеки, которыми обменивались Софья и Марина, договариваясь о сделке, в сущности, с таким же вот «залогом» и теперь предо мной гораздо яснее вырисовывалась вся картина, и я начинала понимать Алексея, приславшего «братков», чтобы стребовать с Софьи возврат «отката», который получила она, «разрешив» продать давно уже оформленный на себя участок.

– Поначалу я очень упал духом, ничего не хотелось, – снова продолжил пленник. – А потом взяла меня злость. Ведь наверняка этот «Парламент» не со мной одним так обошелся. Скольким еще они покалечили жизнь? И скольким еще покалечат… Грабят, убивают… как еще назвать то, что сделали они с отцом? А сами – всегда в шоколаде, белые и пушистые. Так пускай хоть раз попробуют сами того блюда, которым так щедро потчуют других. Я стал следить за ними… ведь, в сущности, я тогда ничего о них не знал… ни адреса, ни даже полных имен. Рома, Марина – вот и вся информация. Но постепенно данные стали накапливаться. Сначала я следил от офиса, и это было очень неудобно и малоэффективно, ведь они на машине, а я пешком. Потом узнал, где они живут, и выяснил, что этот Роман любит погулять перед сном…

– И скорей убивать? Что, других вариантов не нашлось?

– Глупо, конечно. Только подставился. Даже в газетах написали… идиоты. Но я тогда был… ну, в общем, не совсем в адеквате. Все это было еще очень свежо в памяти, обида, эмоции… В общем, узнал я, что этот Рома по ночам любить прогуливаться в парке, ну и… решил, что место подходящее. Деревья, теньки… Все думал, чем его… револьверов-то у меня не было. А потом решил не заморачиваться, взять нож, да и…

Я смотрела на своего собеседника во все глаза. То, что он говорил сейчас, так не вязалось со всем предыдущим рассказом, что передо мной как будто сидел другой человек. Тот, предыдущий, – любящий сын своего папочки, заботливый и деликатный, а этот – хладнокровный убийца, решивший в исполнении своего намерения поступить попроще, не заморачиваться. Не стоит того человеческая жизнь.

Парень, видимо, уловил мое выражение и произнес, отвечая больше на мысли, чем на сказанные слова:

– Да ты не думай… я не сразу решился. Да и когда решился-то… все еще… сомневался. И день уже назначил и все… а как-то… рука все не поднималась… Кстати, о руках. Не хочешь развязать меня? Вертолет здесь у меня в кустах не спрятан, а бегом я от тебя точно не убегу. Ты вон какая… шустрая.

– Баш на баш. Скажешь, как тебя зовут, – развяжу.

– Андрей, – утомленно вздохнув и как бы делая одолжение, произнес мой собеседник.

Я развязала веревку, и он, потирая онемевшие руки, взял новую сигарету и закурил.