Ли Чайлд - Джек Ричер, или Выстрел

– Вам удалось обнаружить того, кто за вами следит?

– Нет, – ответил Ричер. – Я его больше не видел. Наверное, они его отозвали.

– Значит, мы снова в тупике.

– Нет, мы гораздо ближе к истине, чем раньше. Начинает вырисовываться общая картина. У нас уже есть четыре человека – по меньшей мере. Один – старик в костюме. Второй – тип по имени Чарли. Третий – кто-то большой и очень сильный. Он левша.

– Почему?

– Это он убил девушку прошлой ночью. Старик с этим не справился бы, а Чарли слишком маленького роста. Улики показывают, что удар нанес левша.

– А четвертый – кукловод?

Ричер снова кивнул.

– Кукловод остается в тени, строит планы, дергает за ниточки. Мы можем предположить, что сам он не занимается грязной работой.

– Но как до него добраться? Если он отозвал старика, который за вами следил, то можно предположить, что и Чарли теперь выведен из игры. Они затаились.

– Есть другой путь расследования. Широкий, как автострада.

– А именно?

– Нами упущено из вида нечто очевидное, – продолжал Ричер. – Все это время мы, как говорится, смотрели не в тот конец ружья. Только и делали, что изучали стрелка.

– А что следовало делать?

– Следовало получше подумать.

– О чем?

– В Эль-Кувейте Джеймс Барр выстрелил четыре раза. А здесь – шесть.

– О’кей, – сказала Хелен. – Он сделал здесь на два выстрела больше. И что же?

– Но он этого не делал, – сказал Ричер. – Действительно. Если посмотреть на то, что произошло, со стороны. Отгадка в том, что он произвел на четыре выстрела меньше.

– Это просто смешно. Шесть на два больше четырех. А не на четыре меньше.

– В Эль-Кувейте очень жарко. В середине дня жара становится просто невыносимой. Нужно быть безумцем, чтобы выйти на улицу днем.

– И что с того?

– А вот что: в Эль-Кувейте Джеймс Барр убил всех людей, которых увидел. Один, два, три, четыре – игра закончена. На улице никого больше не было, кроме тех четырех парней. Только у них хватило глупости выйти из дома в такую жару. И Барр прикончил их всех. Он забил все шары, которые находились на столе. И в тот момент его поступок был для меня объясним. Он хотел увидеть розовый туман вокруг голов жертв. Я подумал, что ему было бы достаточно увидеть розовый туман однажды, но, очевидно, ему показалось этого мало. Следовательно, можно предположить: раз уж он не останавливается на одном удачном выстреле, то будет продолжать палить до тех пор, пока не поразит последнюю мишень. Так он и поступил в Эль-Кувейте, где стрельба закончилась только после того, как не осталось целей.

Хелен Родин внимательно слушала Ричера.

– Но здесь цели у него еще были, – продолжал он. – В узком проходе скопилась дюжина человек. Возможно, даже пятнадцать. В любом случае больше десяти. У него был магазин на десять патронов. Однако он сделал только шесть выстрелов. И остановился, хотя еще осталось четыре патрона. Это зафиксировано у Беллантонио в его показушном отчете. Вот что я хотел сказать. В Эль-Кувейте он стрелял столько, сколько мог, а здесь на четыре раза меньше, чем имел возможность. Из чего следует, что тут он решил не забивать все шары. Почему?

– Потому что торопился?

– В его винтовке была автоматическая подача патронов. Голосовая почта сотового телефона зафиксировала шесть выстрелов за четыре секунды. Из чего следует, что он мог выстрелить десять раз менее чем за семь секунд. Таким образом, три секунды не имели для него никакого значения.

Хелен ничего не сказала.

– Когда мы разговаривали с Барром в больнице, – продолжал Ричер, – я спросил его, как бы он это проделал, если бы в самом деле стрелял. Он все обдумал. Барр хорошо знает это место. И он сказал, что припарковал бы машину на автостраде. За библиотекой. Потом опустил бы окно и расстрелял весь магазин.

Хелен продолжала молчать.

– Однако он не использовал все патроны, – продолжил Ричер. – Он остановился после шести выстрелов. Просто прекратил стрельбу. Хладнокровно и спокойно. И это полностью меняет всю картину. Барр не безумец, подосланный терроризировать город. Он стрелял не ради удовольствия убивать. И о случайности тут не может быть и речи. Безумцы так не поступают. За всем этим скрывалась вполне определенная цель. Теперь наш подход категорически меняется. Нам бы следовало сообразить раньше, что дело в жертвах, а не в стрелке. Они не были просто несчастными людьми, оказавшимися не в том месте в неудачное время.

– Они были мишенью? – спросила Хелен.

– Тщательно выбранной мишенью, – ответил Ричер. – И как только с ними было покончено, Барр забрал свое оружие и ушел. С четырьмя оставшимися патронами. Стрельба сумасшедшего не могла так закончиться. Он бы продолжал нажимать на курок до тех пор, пока в обойме не осталось патронов. Таким образом, это не спонтанный взрыв ярости. Это было запланированное убийство.

В кабинете было тихо.

– Нам необходимо внимательно изучить личности жертв, – заговорил Ричер. – И выяснить, кто выиграл от их гибели. Так мы попадем туда, куда следует.

Хелен Родин сидела молча.

– И нам необходимо действовать очень быстро, – сказал Ричер. – У меня осталось совсем немного времени. А мы уже и так потратили большую часть отведенного нам времени, рассматривая все с ошибочной точки зрения.

Усталый тридцатилетний врач с шестого этажа окружной больницы заканчивал свой полуденный обход. Он оставил Джеймса Барра напоследок. Отчасти это объяснялось тем, что врач не рассчитывал на существенные изменения в состоянии пациента, отчасти – тем, что он был к нему равнодушен. Заботиться о больных ворах и мошенниках – не самое приятное занятие, а уж уход за убийцей, на чьей совести пять жизней, и вовсе казалось ему абсурдом. И вдвойне бессмысленным занятием: когда Барр встанет на ноги, его снова положат на каталку, после чего придет другой врач, чтобы его убить.

Но этическими принципами трудно пренебрегать. Как и привычкой, и долгом, и заведенным порядком, и системой. Поэтому врач вошел в палату Барра и взял его историю болезни. Вытащил ручку. Посмотрел на показания приборов. Перевел взгляд на пациента. Тот бодрствовал. Его глаза двигались. «Больной не спит», – записал врач.

– Все в порядке? – спросил он.

– Не совсем, – ответил Барр.

«Отвечает на вопросы», – записал врач.

– Крутое дерьмо, – буркнул он.

Правый наручник Барра тихонько постукивал о металлическую раму койки, к которой тот был пристегнут. Правая рука больного дрожала, пальцы слегка сжались, а большой и указательный непрерывно двигались, словно он лепил из воображаемого кусочка воска идеальный шар.

– Прекратите, – велел врач.

– Что прекратить?

– Ваша рука…

– Я не могу.

– У вас это недавно?