щуп

- Оружие в коридор! Первой выпускаем девочку!

- Нет оружия. Честное слово, начальник!

- Пусть выходит девочка!

Послышалась какая-то возня, перемежаемая тонкими всхлипами.

- Не идет она, дура! Боится!..

Молодой человек шагнул вперед - в левой руке "ТТ", в правой - родной "Марголин".

Здесь у них располагалось что-то вроде приемного кабинета. Без особого шика, но в общем картинно. Импортные обои, на потолке пенопластовая штамповка, на стене какая-то современная мазня. Прячась за массивным ветилятором, у просторного стола воседал лысоватый, вполне прилично одетый мужчина. В кресле справа - еще один, заметно напуганный, с готовностью держащий руки возле ушей. Точно честь отдавал двумя руками. Только вот было ли ему что отдавать?

Молодой человек чуточку успокоился. Девчушка сидела тут же - с распухшими глазенками, поджавшаяся, как замерзший воробышек, но в общем целая и невредимая. И все же... Что-то было не так. Не мог этот лысый так быстро отпереть дверь и вернуться за стол. А тот, что в кресле, и вовсе примерз к нему задницей, - силой не оторвешь. Молодой человек медленно перевел глаза на распахнутую дверь. По напрягшейся фигуре хозяина кабинета понял, что не ошибся. "ТТ" трижды рявкнул, кромсая дверную филенку. С той стороны грузно обрушилось на пол тело, и снова заплакала девочка.

- Кто вы? - дрогнувшим голосом поинтересовался лысый. Кажется, и он начинал уже что-то понимать.

Вместо ответа молодой человек тяжело уставился на типчика возле девочки.

- Отодвинься от нее.

- Да, да, конечно! - мужчина торопливо пересел на соседний стул. - Только я здесь совершенно ни при чем, клянусь вам! Вот и Борис Глебович подтвердит!

Борис Глебович чуть заметно улыбнулся, хотя улыбка его выглядела жалко.

- Послушайте, давайте поговорим мирно, цивилизованно.

Опять это дурацкое слово!..

- Я так понимаю, что ни СОБРом, ни органами прокуратуры здесь не пахнет, верно? В таком случае...

- Что вы с ними делаете? - перебил его молодой человек. - Отдаете под нож подпольным хирургам?

- Помилуйте, о ком вы? - лысый округлил глаза.

Молодой человек кивком указал на девочку.

- Или продаете таким вот типчикам?

- Клянусь, я ничего не знал! - "типчик" рухнул со стула на колени. - Я думал... Мы полагали, это сироты...

Совершенно неожиданно девчушка соскочила на пол и мышонком метнулась к двери. В коридоре застучали ее сандалетики. Оно и к лучшему. Не придется приканчивать этих субъектов у нее на глазах. Он поднял пистолеты.

- Не надо! Пожалуйста!..

"Марголин" умело выплюнул пулю - и снова в лоб, в точности, как охраннику. Типчик, надо полагать, и впрямь потенциальный покупатель "товара", завалился на ковер.

- Послушайте, давайте договоримся!.. - из-за стола попытался подняться хозяин. Теперь он был уже бледен, руки его тряслись. - Я могу предложить вам долю. Если нас кто-то заказал, мы заплатим вдвое. Втрое, обещаю! Прямо сейчас!..

Молодой человек даже не нашел в себе сил, чтобы как-то ответить. Зло громыхнул "Марголин", и тут же часто забухал "ТТ". С двух рук, опустошая обоймы, молодой человек заставил тело продавца малолеток отлететь к стене и, пятная обои багровыми полосами, опуститься на пол.

Кисло воняло порохом, сизый дым не спешил развеяться. Вот и аллес, как говаривал некогда тренер. Пять минут, что после вспоминаются всю жизнь. А может, удастся и забыть, кто знает. Изобретут каких-нибудь таблеток, и станут господа открыватели миллионерами. Потому что покупатели без сомнения найдутся - и в преизрядном количестве...

Молодой человек заранее приготовленной тряпкой обтер пистолеты, аккуратно положил на краешек стола. Как самый настоящий киллер. Только что у настоящих зубы не стучат, а у него стучали. И было жаль немного "Марголина". Пошатываясь, он выбрался в коридор и только тут ощутил, как спадает давление, как запоздало на тело обрушиваются волны озноба. Впору было лечь на пол и расслабленно закрыть глаза. Однако разлеживать не было времени, и, механически переставляя ноги, он двинулся к выходу.

ЧАСТЬ 1 Н А Е З Д Н И К И

"Сверхчеловеки! Их немало

Меж нами, серыми людьми.

И человечество устало

От суперменов, черт возьми!.."

Юлия Друнина

Глава 1

Два мускулистых негра работали на ринге. То есть, называть подобное работой - чистая несуразица, может быть, даже грех, но, увы, работа подразумевает профессионализм, а профессионалами быть модно. Потому и говорят: "работаю двойное сальто", "работаем магазин". Работа не всегда то же самое, что и труд. От синонима до антонима, как от великого до смешного. Но так или иначе на ринге чаще работают, чем бьются. Вот и эти два парня работали... Широкие трусы, раздутые ноздри, пятна сукровицы на новеньких майках, плечах и лицах. Не очень красиво, но возбуждает. В особенности тех, что вокруг.

Негры работали. Бывший чемпион и нынешний претендент. Это был бой без правил, без пауз на отдых. Истекала пятнадцатая минута, финал был не за горами. Тронувшись в незамысловатую атаку, претендент наткнулся на такой же незамысловатый прямой встречный и сел на пол. Не упал, не завалился, а сел на корточки, словно ребенок, внезапно заметивший на земле что-то интересное. Глаза его наполнились молочной мутью, капа вывалилась изо рта комком непрожеванной пищи. Но странно, его соперник не отошел в угол и не ударил присевшего ногой в висок. Чемпион опустился рядом и, тронув оглушенного за плечо, проговорил:

- Послушай, камрад, может хватит? Мы же люди, в конце концов, не звери.

Зрительские ряды взорвались надрывным улюлюканьем. Кто-то свистел, не умеющие свистеть - кричали и топали ногами. Под рукой не нашлось помидоров, и на ринг полетели недоеденные булочки, пивные жестянки, обгрызенный шоколад.

- Я, кажется, не голоден, - боец с усмешкой поднялся. Зал негодовал, зал готов был разорвать строптивца голыми руками.

- Бараны, - он окинул их жалостливым взором. - Теперь я понимаю, отчего войны зовутся скотобойнями...

На этот раз сказанного не услышали ни судьи, ни рефери. Свист и улюлюканье заглушили все - даже плач малютки-паровоза на ближайшей станции, свисток постового на углу и субатомный рев вздымающегося над солнечной поверхностью гигантского лилового протуберанца.

Тем временем сидящий на корточках мало-помалу приходил в себя. В себя, но не в сознание. Едва разглядев вблизи незащищенный корпус чемпиона, он встрепенулся и резко встал. В следующее мгновение правый его кулак размозжил печень соперника, левый ударил в височную кость. Чемпион полетел на брезентовый пол. Болельщики повскакали с мест, ринулись на ринг. От восторженного рева закачалась земля, породив парочку лишних землетрясений. И тогда рефери стало плохо. Он взялся рукой за сердце и впервые не ощутил его. Пульс пропал, биение жизни исчезло. Вяло он опустился рядом с поверженным гладиатором, прикрыв глаза. Он знал: ходить, говорить и думать в то время, как сердце уже молчит, невозможно - более того, неприлично. Природа требовала от него тишины и неподвижности, рефери не перечил ей. Всю жизнь он судил других и очень редко самого себя. Настал миг расплаты. Земля отторгала его душу, не дожидаясь помощи лет и многочисленных болезней. Терпение ее лопнуло, и она ударила в жестяной гонг. Сегодняшний суд рефери приходилось передоверять иным судьям. Лишенный знания и языка, он с безропотным мужеством силился сделать свой последний шаг.