Деннис Лихэйн - Лунная миля

— Ага.

— Он сказал, что вы такой человек, который никогда не нарушит данного слова.

— Очень любезно с его стороны.

— Любезно или нет, но мне ваше слово потребуется в письменном виде.

— Понимаю, — сказал я. — Я и ручку с собой захватил.

Тренер Мэйфилд толкнул по столу стопку бумаг, и я начал их подписывать. Он поднял трубку:

— Дженис, зайдите-ка ко мне и печать не забудьте.

На каждую подписанную мной страницу Дженис шлепала оттиск. В общей сложности набралось четырнадцать страниц. Контракт был, по сути, довольно прост — я соглашался работать на фирму «Дюфрейн, Баррет и Макграт» в качестве следователя по делу Тейлора Биггинса. И что бы он мне ни сообщил, информация эта была защищена законом о конфиденциальности отношений между клиентом и адвокатом. Ну а разглашение этой информации грозило мне обвинением, судом и тюремным сроком.

В окружной суд я поехал вместе с Тренером Мэйфилдом. Небо было мутно-голубым, каким иногда бывает перед северо-восточным шквальным ветром, хотя пока погода держалась довольно теплая. Город пах дымом из каминов и мокрым асфальтом.

Камеры располагались в самой глубине здания суда. С Тейлором Виггинсом мы разговаривали через решетку, сидя на деревянной скамейке, оставленной для нас надзирателями.

— Здорово, Тренер, — сказал Тейлор Биггинс. На свои двадцать два года он не тянул — тощий черный парень в слишком большой для него белой футболке, выглядевшей на нем как намотанная на карандаш простыня. Мешковатые джинсы ему постоянно приходилось подтягивать — ремень у него забрали.

— Бигс, — кивнул Тренер Мэйфилд, затем обернулся ко мне: — Я его тренировал. Бейсбольная и футбольная сборные.

— А это кто?

Мэйфилд объяснил.

— И он никому ничего рассказать не может, да?

— Ни слова.

— А если проболтается, его в тюрягу кинут?

— Кинут-кинут, Бигс, не сомневайся.

— Ну ништяк, ништяк. — С минуту Бигс бродил по камере, сунув большие пальцы в петли для ремня на джинсах. — Спрашивай чего хотел.

— Тебе кто-нибудь заплатил, чтобы ты убил эту женщину? — спросил я.

— Чё, на?..

— Что слышал.

Бигс вскинул голову:

— То есть тебе интересно, спланировал ли я это все заранее ?

— Ага.

— Слышь, ну какой козел на такое пойдет, если у него тыква нормально пашет, а? Я ж ведь угашенный был насмерть. Три дня под стекляшкой сидел.

— Стекляшкой?

— Ну да, — сказал Бигс. — Под метом, сырком, шустрым, называй как хочешь.

— Ясно, — сказал я. — Так почему тогда ты ее застрелил?

— Да не хотел я никого мочить, говорю же. Глухой, что ли? Она мне ключи не отдавала, схватила меня за руку. Тут и бабахнуло. И она отцепилась. Мне всего-то ее тачка нужна была. У меня кореш есть, Эдвард, он тачки покупает. Вот и все.

Он посмотрел на меня через решетку. Его уже начало ломать — кожа блестела от пота, глаза лезли из орбит, рот судорожно хватал воздух.

— Расскажи мне все по порядку, — сказал я.

Во взгляде его читались обида и недоверие, как будто я над ним издевался.

— Слушай, Бигс, — сказал я. — Кроме Тренера, твоим делом сейчас занимается один из лучших адвокатов в стране, и только потому, что я его об этом попросил. Он может тебе срок ополовинить. Понимаешь меня?

Через какое-то время Бигс кивнул.

— Так что хорош канифолить мне мозги, и отвечай на мои вопросы, а то я попрошу его забыть обо всем этом деле.

Он схватился за живот, зашипел. Когда колики утихли, он разогнулся и взглянул на меня сквозь решетку камеры:

— Да нечего рассказывать. Мне нужна была тачка, которую легко разобрать на запчасти. «Хонда» или «тойота» там. У них детали одни и те же, считай. Что девяносто восьмого года выпуска, что две тысячи третьего, без разницы. Универсальная хренотень, короче. Ну, в общем, стою я себе на парковке — куртка черная с капюшоном, джинсы эти вот, никому меня не видно. Появляется тетка эта, идет к «аккорду» своему. Я подскакиваю. И сам я черный, и пушка у меня вороненая, все и так ясно должно быть. А она начала чего-то мне тереть и ключи не отдает. Просто вцепилась в них, и все. А потом рука у нее соскользнула и мне по локтю попала. Ну и это — бах. Она упала, а я от страха чуть не обделался. Но, блин, трупы трупами, а шустрый — шустрым. Я ключи схватил, залез в машину, рванул с парковки, но тут копы подъехали, с мигалками, со всеми делами. Короче, я и на милю отъехать не успел, как они меня повязали. — Он пожал плечами. — Вот так вот. Жестко? Сам знаю. Блин, отдала бы ключи, ничего б этого не было…

Он стиснул зубы, уставился в пол. Когда он поднял голову, то по щекам его струились слезы. Я не обратил на них никакого внимания.

— Ты сказал, что она начала тебе что-то втирать. Что конкретно она сказала?

— Да ничего, говорю же.

Я подошел к решетке, посмотрел ему в глаза:

— Что она сказала?

— Что ей машина нужна. — Он снова посмотрел под ноги, сам себе пару раз кивнул. — Сказала, что ей нужна эта машина. Чего ей эта тачка так всралась-то?

— Бигс, а ты вообще в курсе, что в три ночи автобусы не ходят?

Он мотнул головой.

— Вот эта женщина, которую ты убил… Она на двух работах вкалывала. Одна в Льюистоне, вторая — в Оберне. И в Льюистоне ее смена заканчивалась за полчаса до начала смены в Оберне. Теперь просекаешь?

Бигс кивнул — слезы текли ручьем, плечи тряслись.

— Пери Пайпер, — сказал я. — Ее звали Пери Пайпер.

Он по-прежнему смотрел в пол.

Я обернулся к Тренеру Мэйфилду:

— Все, я закончил.

Я ждал у дверей, пока Тренер вполголоса разговаривал о чем-то со своим клиентом. Затем он взял со скамейки кейс и направился ко мне.

Когда охрана открывала дверь, Бигс прокричал:

— Это же просто машина была!

— Не для нее.

Уже в машине Тренер Мэйфилд сказал мне:

— Не буду тебе врать и говорить, какой Бигс на самом деле замечательный молодой человек. Он всегда был с приветом и не способен думать больше чем на один ход вперед. И характер у него взрывной — если он чего-то хочет, то хочет прямо сейчас. Но вот такое — не в его духе.

Он махнул рукой из окна своего «Крайслера-300», указывая на церкви с белыми крышами, на широкие зеленые газоны и крошечные семейные гостиницы:

— Взглянешь за фасад этого города, и увидишь множество трещин. Работы нет, а те, кто хоть кого-то нанимает, платят гроши. Льготы? — Он хохотнул. — Хрена лысого. Страховка? — Он качнул головой. — Все то, что наши отцы принимали как должное, — «честные деньги за честный труд», социальная страховка, золотые часы при выходе на пенсию… Здесь, дружище, от этого и следа не осталось.

— В Бостоне тоже, — сказал я.

— Да везде так, думаю.

Какое-то время мы ехали молча. Пока мы были в тюрьме, голубое небо посерело, а температура упала градусов на пять, если не больше. Воздух отдавал мокрой фольгой. Сомневаться не приходилось — близилась снежная буря.