Деннис Лихэйн - В ожидании дождя

— Возможно. И я попал под его…

— Брось втирать. Это он попал под твое влияние, Уэс. Ты стоял за всем этим с самого начала, — сказал я. — За Пирсом. За Дианой Борн. За смертью Карен…

— Стоп-стоп. — Он поднял ладони.

— Ты убил Шивон. Кроме тебя, больше некому. У Пирса было алиби. И ни одна из женщин не смогла бы поднять ее труп.

— Шивон? — Он покачал головой. — Кто такая Шивон?

— Ты знал, что рано или поздно мы найдем бункер. Именно поэтому ты использовал пятьсот тысяч долларов как приманку. Мне сразу показалось, что это слишком скромная сумма. С чего бы Пирсу было на нее соглашаться? Но он согласился. Потому что ты так сказал. Потому что, обнаружив, что ситуация обретает неожиданный поворот и выходит из-под контроля, ты рассудил, что самое лучшее, что ты можешь сделать, чтобы заполучить наследство Доу, — это снова стать законным наследником. И ты, Уэс, решил выдать себя за жертву.

Его смущенная улыбка стала шире. Он остановился на краю пруда и обернулся, бросив взгляд назад, на веранду.

— Даже не знаю, откуда вы берете такие идеи, мистер Кензи. Абсолютно фантастические идеи.

— Когда мы зашли в ту комнату, моток изоленты валялся на полу у твоих ног, Уэсли. Это означает, что либо кто-то собирался связать тебя по ногам и забыл, что, на мой взгляд, маловероятно, либо ты — ты, Уэсли, — заслышав шум за дверью, засунул мячик себе в рот. Дальше вариантов у тебя было два. Связать себя по ногам, но на это тебе могло не хватить времени. Или привязать себя к стулу за руки. Что ты и сделал. Но привязанным у тебя было только одно запястье. А почему? Потому, Уэсли, что человек не может сам себя привязать за обе руки.

Он стоял и смотрел на водную гладь, в которой отражались наши фигуры.

— Вы закончили?

— Пирс сказал, что я так и не отыскал всех элементов головоломки. И он был прав. Иногда до меня туго доходит. Но теперь я вижу всю картину целиком. Это ты, Уэсли, с самого начала дергал за все ниточки.

Он швырнул камешек в мое отражение. Мое лицо подернулось рябью.

— О-о… — сказал он. — Вас послушать, так я просто Макиавелли. В жизни так не бывает.

— Как?

— Так гладко. — Он швырнул в воду еще один камешек. — Позвольте рассказать вам одну историю. Сказку, если угодно. — Он поднял с земли горсть камешков и принялся швырять их один за другим, метя в центр пруда. — Жил-был злой король. Злой и бессердечный. Над его родом тяготело проклятие. Он жил во дворце со своей прекрасной королевой, ущербным сыном и неудачной дочерью. В этом замке всегда было холодно и тоскливо. Но затем — о, затем, мистер Кензи, — у короля и королевы родился третий ребенок. Девочка. Она была редким созданием. Хорошенькая. На самом деле она была украдена из колыбели в крестьянском доме, но в остальном — полное совершенство. Король, королева, принцесса и даже чахлый принц — господи, все они души не чаяли в этой девочке. И на несколько кратких блистательных лет в королевстве настала счастливая пора. Каждый уголок был заполнен любовью. Грехи были отпущены, слабости прощены, и гнев забыт. Золотое было время. — Он умолк и стоял, глядя куда-то за горизонт. — Однажды, гуляя с принцем, который ее любил, который ее просто обожал, маленькая принцесса погналась за бабочкой и угодила в логово дракона. И погибла. Поначалу принц винил в ее смерти себя, хотя было ясно, что он не виноват. Но короля это не остановило. О нет. Он во всем обвинил принца. Как и королева. Они придумали для принца пытку. Не разговаривали с ним. Молчали целыми днями, а потом вдруг обжигали взглядом, полным ненависти. Они винили его. Это было ясно. А с кем же принц мог поделиться своим горем? Разумеется, со своей сводной сестрой. Но она… она… она оттолкнула его. Она тоже обвиняла его. Нет, она ничего такого не говорила вслух, но, отгородившись от всего мира ради блаженного неведения, она ранила его еще больнее, чем это сделали король и королева. Видите ли, принцессе надо было ездить на балы и приемы. Она предпочла жить в мире фантазий, чтобы не вспоминать о смерти младшей сестры, и тем самым предала принца, бросив его страдать в одиночестве. Один на один со своей утратой, чувством вины и сознанием собственной физической неполноценности, не позволившей ему вовремя добежать до логова дракона.

— Трогательная история, — сказал я. — Но я не люблю костюмные драмы.

Он меня не слушал.

— Принц долго скитался в изгнании, но потом его тайная любовница — придворная колдунья — свела его с мятежниками, замыслившими свергнуть короля. Но их план не имел никаких шансов на успех. Принц это знал. Но все равно сошелся с ними, участвовал во всех их набегах и понемногу зализывал раны. У него всегда имелся запасной план. И не один. — Он зашвырнул в воду последний камень, взглянул на меня и наклонился за новой партией камней. — Принц стал сильным, мистер Кензи. Очень сильным.

— Настолько сильным, что сам себе отрубил палец?

Уэсли улыбнулся:

— Это сказка, мистер Кензи. Детали несущественны.

— А как принц будет себя чувствовать, если кто-то еще более сильный отрубит ему голову?

— Я вернулся домой, — сказал он. — Здесь мое место. Я повзрослел. Со мной любящий отец и любящая мачеха. Я счастлив. А ты счастлив, Патрик?

Я промолчал.

— Надеюсь, что да. Держись за это счастье. Это очень редкая вещь. И очень хрупкая. Стоит тебе начать разбрасываться беспочвенными обвинениями, как твое счастье окажется под угрозой. Несколько хороших адвокатов, собаку съевших на защите в суде чести и достоинства своих клиентов, сотрут тебя в порошок.

— Ага, — сказал я.

Он повернулся ко мне и вяло улыбнулся:

— Иди домой, Патрик, и веди себя хорошо. Береги то, что тебе дорого, заботься о своих близких и будь готов к тяжелым временам. — Он швырнул в мое отражение очередной камешек. — Рано или поздно они настигают нас всех.

Я посмотрел на веранду. Кристофер Доу читал газету. Кэрри Доу сидела с книгой в руках.

— Они уже достаточно настрадались, — сказал я. — Я не стану причинять им боль, чтобы добраться до тебя.

— Какое благородство, — сказал он. — Я слышал, что ты к этому склонен.

— Но, Уэсли…

— Да, Патрик?

— Они не будут жить вечно.

— Не будут.

— Подумай об этом. Они — твоя единственная защита от меня.

На краткий миг лицо его дрогнуло, и в нем мелькнуло нечто, похожее на страх.

Мелькнуло и пропало.

— Держись от меня подальше, — прошептал он. — Держись от меня подальше, Патрик.

— Рано или поздно ты осиротеешь. — Я развернулся спиной к пруду. — И в этот день твой род прервется.

Я оставил его на берегу и через огромную лужайку направился к просторной веранде.

Стоял великолепный осенний день. С деревьев падала листва. От земли шел запах свежести.