Андрей Воронин - Спецназовец. Сошествие в ад

Бобриков копал под Константина Павловича в полубессознательном от страха состоянии. Информация о его карьере была весьма скудная, зато те поручения, которые приходилось выполнять Бобрикову, явно свидетельствовали о том, что его шеф в давних неладах с правоохранительными органами и, вопреки всем принятым законодательным актам, живет по своим понятиям.

Нередко у Бобрикова от напряжения случались истерики или разыгрывалась паранойя. Ему казалось, что начальник не подает и виду, но уже обо всем догадывается и просто ждет удобного момента, когда капкан захлопнется и можно будет поймать своего подчиненного с поличным.

Двойная жизнь очень сильно напрягала Олега, и иногда он даже подумывал о том, чтобы покончить с собой, и истерически наседал на агента, которому передавал информацию, требуя от последнего обеспечить его безопасность и организовать за ним круглосуточное наблюдение, чтобы в один прекрасный день его труп не обнаружили в квартире.

Как-никак, Бобриков играл с огнем, собирая досье на бандитов, и он понимал, что если они его раскроют, то все закончится очень печально. Вначале люди Константина Павловича будут пытать его паяльником или электрическими разрядами в каком-нибудь заброшенном цеху далеко за пределами Москвы, а потом труп скинут в какую-нибудь яму. Богатое воображение Бобрикова щедро подкидывало ему различные варианты его кончины, и он, постоянно находясь на грани нервного срыва, пил успокоительное, которое его уже не брало.

Бобриков раз за разом просматривал одну и ту же копию документа, и в его душе смутно копошилась все возраставшая тревога. Интуитивно он понимал, что, наверно, пришел тот самый момент, когда пора сматывать удочки. На защиту ФСБ он надеялся слабо. Пока они будут что-то организовывать, стараться окажется не для кого. Поэтому лучше всего, если он передаст эти чертовы документы своему агенту, а взамен потребует энную сумму денег на безбедную жизнь за границей.

«Это типичное воровство! – При свете яркой настольной лампы Бобриков напряженно всматривался в каждую цифру. – Деньги уплывают на Кипр через подставную фирму якобы в качестве платы за поставленные товары, за чем следует трансакция на Каймановы острова на счет такой же «финки». Очередной офшор, и абсолютно никаких налогов. Какого черта переводить туда такие громадные деньги?»

Ровно в семь часов вечера он покинул свое рабочее место, попрощался внизу с охранником и нырнул в метро.

Бобриков чувствовал особое удовлетворение от той мысли, что ему известно то, что неизвестно другим, и что он тоже начал вести свою игру, с правилами которой придется считаться и ФСБ. Флэшку с информацией он не взял с собой, а припрятал ее в банковской ячейке. Так, на всякий случай. Бобриков подумал, что в таких делах не зазорно и перестраховаться. В конце концов, он рисковал многим, если не всем.

Владимир Николаевич Чалов проснулся в полшестого утра. Он ничего не мог поделать со своей давней армейской привычкой, несмотря на то что служил давно, в далекой юности, во времена настоящей Советской армии.

Теперь он усмешкой слушал новости про армию, мысленно сравнивая ее с телегой, которую тащит за собой полудохлая лошадь. Он не раз подначивал своих друзей-военных, которые и поныне харчевались у армейской кормушки.

«Понимаете, сейчас уже двадцать первый век, – любил пафосно говорить в приватной беседе Владимир Николаевич. – Время уже давно поменялось, а вы все там же топчетесь. Что, думаете, набрали этих щеглов, которые толком молоток с гвоздями держать в руках не умеют, всучили им автоматы, и уже все, обеспечили оборону страны? Да НАТО со своими технологиями раскидает ваших горе-вояк в два счета. Вот когда я служил…»

И Чалов с удовольствием погружался в свое прошлое, настойчиво увлекая за собой своих слушателей. Рассказывал он интересно, с иронией, с юмором, и поэтому его слушали затаив дыхание и никогда не обижались на его суховатую критику.

О военном деле, к слову, Чалов мог рассуждать с утра до вечера, но у него были и другие обязанности, которые он должен был выполнять безукоризненно, чтобы не получить по шапке от Президента Российской Федерации.

«Это только кажется, что чиновнику ничего не нужно делать и он купается в роскоши. А вот и неправда, – размышлял Чалов, блаженно потягиваясь, прежде чем вылезти из теплой и уютной постели, в которой он вот уже двадцать лет после развода с женой спал один. – Работа тяжелая и нервная. Каждый день черт-те знает что происходит. С подчиненными глаз да ухо нужно держать востро, иначе сразу заложат как стеклотару. Будут строчить анонимные кляузы на мою коррумпированность и моральную распущенность. Крутишься как белка в колесе. Конечно, куда тут без роскоши. Надо же как-то себя поддерживать, восстанавливать свою психику. И отпуск в горах тоже нужен, чтобы погонять на горных лыжах и стряхнуть с себя весь этот негатив».

О негативе думать совершенно не хотелось, и Чалов лениво зевнул во всю ширь своего рта. Несмотря на возраст, он был крепким и умным человеком и до сих пор пользовался непререкаемым авторитетом на государственной службе. Его боялись, зная, что Чалов никогда спуску не даст, уважали и ненавидели.

В свои шестьдесят пять лет Чалов крепко держал в жилистых и увлажненных дорогими кремами руках бразды правления такой махиной, как Администрация Президента. Управлять таким аппаратом было чрезвычайно сложно, да и попробуй успешно управлять, когда вокруг столько ненавистников, которые все время пытаются вставить тебе палки в колеса и днями и ночами рыщут в поисках компромата.

За окном еще было темно, только ярким белым светом горел одинокий фонарь. Чалов высунул из-под одеяла холеную руку, проверяя температуру. Он очень не любил холод, и ему часто бывало зябко. Наверно, это повелось еще с тех времен, когда он служил на Севере и едва не отбросил там коньки, заблудившись вместе с сослуживцами в тайге и проплутав там полсуток, прежде чем их обнаружили с вертолета.

Отбросив теплое одеяло, он опустил ноги в меховые тапки и, слегка шаркая, подошел к окну и выглянул во двор из-за шторы.

Всмотревшись, он, к своему неудовольствию, обнаружил, что идет мелкий осенний дождь. Возможно, он бы еще полежал пару часов в кровати, завтракая и читая свежую прессу, но сегодня его ждало много дел, поэтому он должен был поторопиться.

Открыв дверцы большого шкафа, Чалов начал ворошить свой гардероб. Он любил дорого одеться и не видел в этом ничего дурного, покупая костюмы не дешевле пяти тысяч долларов и шелковые рубашки только высочайшего качества.

«В конце концов, я слуга народа, – иронично усмехнулся Чалов, глядя на свое отражение в зеркале и примеряя разные галстуки. – Если электорат – оборванцы и не обладают хорошим вкусом, то это не значит, что я точно такой же. Как говорится, встречают по одежке, а провожают по уму».