Картер Браун - Крадись, ведьма!

— И тогда появилась зацепка? Скажем, деньги?

— Вот именно, скажем, деньги, — кивнул Фрэзер. — Он был чрезвычайно вежлив и говорил извиняющимся тоном. Он признавал, что затея выглядит абсурдно, но ему очень хотелось бы осуществить её. Он намекнул, что у всех участников денег больше, чем здравого смысла. Если бы я нашёл возможность не препятствовать этой, в конце концов, безобидной шутке, он несомненно найдёт возможность пожертвовать моей лечебнице три тысячи долларов.

Я закурил, ожидая продолжения рассказа.

— Вы заметили почти абсолютную тишину в лечебнице, мистер Бойд? — тихо спросил Фрэзер. — Полагаю, что да, и, вероятно, вы объяснили её акустикой здания или чем-нибудь более зловещим, вроде стен с мягкой обивкой?

— Да, — сказал я.

— Объяснение простое, мистер Бойд. Лечебница в настоящее время пуста, так как нет пациентов. Я сохраняю минимум персонала для поддержания видимости в расчёте на возможных клиентов, но это и все. Три тысячи долларов имели и имеют для меня большое значение.

— Значит, вы согласились на этот спектакль за три тысячи долларов? Дальше!

Он поёжился.

— Наверное, вы правы, представляя это таким образом, — сказал он. — Вы знаете, что произошло во время встречи с Блэром. И вы знаете, что миссис Блэр подписала бумаги. Я тоже подписал их, но подписи одного врача недостаточно, чтобы сделать заключение законным, так что эти подписи ничего не стоили. Блэр никогда не был законно признан невменяемым, как не было и настоящей попытки сделать это. Днём этот человек появился снова. Он был в восторге от того, как развивались события и попросил ещё об одном одолжении — предоставить Блэру удобный случай для побега поближе к вечеру. Я согласился, и мы договорились о деталях. Идея оставить машину прямо перед дверью, принадлежала ему. Итак, Блэр бежал, а я получил свои три тысячи долларов и беспокоился только о своей машине. После этого появился мой новый знакомый и сказал, чтобы я предупредил полицию, что из моей лечебницы сбежал сумасшедший, опасный маньяк по имени Николас Блэр. Я начал смеяться, пока не понял, что он говорит серьёзно. Я стал проклинать его. Тогда с чрезвычайной вежливостью он рассказал мне шаг за шагом, что я натворил, как это будет выглядеть на суде и что подумают обо мне коллеги-медики.

— Да, он взял вас за глотку.

— Он облегчил для меня дело, — с горечью сказал Фрэзер. — Чтобы избавить меня от всякого беспокойства, он сам позвонил в полицию, пользуясь моим именем. Вот как появилась сломанная рука у санитара. Перед уходом он заверил меня, что это только дальнейшее развитие шутки и через пару часов он положит конец травле. Конечно, он этого не сделал, а ведь прошло уже восемнадцать часов с тех пор, как Блэр уехал отсюда на моей машине… И, конечно, я больше не видел этого человека и не думаю, что когда-нибудь увижу.

— Он назвал себя?

— Хаммелманн или что-то в этом роде.

— Вы могли бы узнать его, если бы снова увидели?

— Его черты неизгладимо врезались мне в память, — подавленно ответил Фрэзер.

— Высокий, плотный парень, — уверенно сказал я. — Волнистые каштановые волосы, карие глаза, густые усы. Нервная привычка жевать усы. Он?

Я ожидал, что глаза Фрэзера в изумлении расширятся и он подтвердит, что описание было совершенно точно. Но он недоуменно посмотрел на меня несколько секунд, потом уверенно покачал головой.

— Нет, мистер Бойд, — спокойно сказал он. — Ничего похожего!

— Вы уверены? — прокаркал я.

— Разумеется. Позвольте я сам опишу его вам.

— О'кей, — слабо согласился я.

— Ему около тридцати пяти, — осторожно произнёс Фрэзер, — высокий, скорее стройный, чем коренастый, тело атлета. Очень хорошо одет. Довольно тёмное лицо. Самая интересная черта, несомненно, глаза. Они голубые и очень бледные, мистер Бойд. Почти изучающие, когда видишь их впервые.

— Хорошее описание, док.

— Ещё одна деталь, — добавил он. — Он недавно пострадал от какого-то несчастного случая. У него заклеена переносица.

— Угу, — кивнул я. — У него и почки не в порядке, но пока это незаметно.

Фрэзер опять положил руки на стол.

— Что теперь, мистер Бойд? — спросил он. — Каким властям вы меня теперь передадите?

— Доктор, я хочу, чтобы вы сейчас кое-что сделали. Позвоните в полицию и скажите им, что произошла страшная ошибка. Не существует никакого опасного маньяка, не было никакого побега из вашей лечебницы, а Николас Блэр никогда не признавался сумасшедшим, он такой же нормальный человек, как все.

— Я сделаю это немедленно, — сказал Фрэзер.

Он снял трубку и стал набирать номер. Ему потребовался почти целый час, чтобы поставить об этом в известность всех.

— Спасибо, доктор, — сказал я. — Мне, пожалуй, пора уходить.

— Что я должен ещё сделать?

— Я советую вам просто оставаться доктором, доктор.

— Вы считаете, что наш общий друг мне позвонит?

— Думаю, что могу вам это гарантировать. Он… можно сказать, мой хороший знакомый. Сегодня я поговорю с ним по-дружески. Уверен, что он разделяет мою точку зрения.

Неожиданно Фрэзер ухмыльнулся.

— Это вы сломали ему нос!

— Не знаю, где вы намерены подыскать себе новую секретаршу, доктор, — заметил я, — но могу дать вам маленький совет.

— Валяйте!

— Пусть это будет женщина!

Я открывал дверцу машины, когда он догнал меня.

— Я всё ещё не могу в это поверить, — сказал он, слегка задыхаясь. — Значит, я не погиб, я по-прежнему врач и могу продолжать свою практику?

— Я просил вас снять с Блэра все подозрения, и вы это сделали, хотя и были уверены, что наш общий друг разделается с вами. На это нужна была отвага. Не то чтобы очень, но всё-таки. Но в другой раз вас будет трудно сбить с пути! Разве я не прав?

Я протиснулся за руль машины и включил мотор.

— Тут ещё одно обстоятельство, доктор, — сказал я. — Вы были в руках у профессионала и вам не на что было рассчитывать с самого начала!

Лишь приближаясь к Нью-Йорку, я сообразил, что поддался сантиментам. Такое нечасто со мной случается, но когда случается, это стоит мне денег. Я так увлёкся, наставляя доктора на праведный путь, что совсем забыл о полученных им трех тысячах долларов. Отобрать их у него было бы легче, чем отнять конфетку у ребёнка.

После рассказа Фрэзера меня жёг внутри медленный огонь. Я не заработал полученных от Эдел денег, но не это беспокоило меня. Меня беспокоило, что кто-то сделал из меня приманку. Я придумал хитроумный план, как поместить Ники-боя в лечебницу, и все это время они лопались от смеха, наблюдая за мной! Хитроумный план! Кто-то использовал меня, и чем больше я об этом думал, тем сильнее меня это волновало.

Даже в кабинете Фрэзера я был так занят, разыгрывая первый акт душераздирающей драмы, что почти забыл о парне, который её придумал, который заставил Фрэзера поступить именно так, как хотелось автору. И этим гением был — я содрогнулся при этой мысли — никто иной, как мой старый приятель Херби.