Сью Графтон - «Б» – значит безнаказанность

Я напряглась, отвела правый кулак и с диким воплем резко выбросила его вперед. По тому, как ударная волна рикошетом прокатилась по моей руке, я поняла, что попала. Удар пришелся по лицу, и я в кровь разбила костяшки пальцев. Раздался низкий гортанный крик, странным образом ласкавший слух. Она попятилась, и я, не давая ей опомниться бросилась на нее, взяв ее шею в захват, рванула в сторону, лишая противницу чувства опоры, и в то же время сделала шаг назад, чтобы она не успела встать. Теперь против нее работал ее собственный вес. Я усилила хватку и еще сильнее сдавила шею. Что-то щелкнуло – словно выскочила пробка из бутылки, – и мне показалось, что я сломала ей шейные позвонки. Она грузно сползала на пол. Только теперь я отпустила ее, в страхе, что она увлечет меня за собой. Я подняла голову и увидела Леонарда, который целился из 22-го калибра.

На полу всхлипывала Марти.

– Придурок, ты попал в меня, – хриплым голосом произнесла она.

Леонард посмотрел на нее; в его взгляде читалось немое изумление.

Я отступила назад. Пуля угодила Марти в бок, не смертельно, но хорошая наука на будущее. Она стояла на коленях, обхватив себя руками, и поскуливала – не то от боли, не то от злости.

Разгоряченная борьбой, я никак не могла отдышаться, пребывая в странном возбуждении. Ведь я ее чуть не убила. Еще пара секунд, и она отдала бы Богу душу. Стрелок из Леонарда был, видно, никудышный. Он попал в нее и все испортил. Но победа по праву принадлежала мне. Мне хотелось рассмеяться, но тут я увидела его глаза.

Эйфория, овладевшая было мной, куда-то исчезла; я вдруг поняла, что все начинается сначала. Ноги перестали меня слушаться. Я почувствовала кровь на губах и робко провела языком по зубам, проверяя, все ли целы. Зубы оказались на месте. В моем положении было странно думать о том, что, возможно, придется ставить коронку, но именно эта мысль почему-то нагоняла на меня тоску.

Я попыталась взять себя в руки, собраться, но это было нелегко. Мне мучительно хотелось распластаться на полу рядом с Марти. Я представила себе это зрелище: мы обе сопим, точно раненые звери, и, царапая ногтями пол, ползем куда-то в надежде залезть в нору и забыться. Но оставался еще Леонард. Прошло довольно много времени, и я понимала, что начинаю терять преимущество.

Он смотрел на меня безучастно, без всякого выражения. Впрочем, даже если бы в его глазах и было какое-то выражение, я бы все равно ничего не поняла.

– Ну все, Леонард. Давайте сворачиваться.

Он молчал. Я старалась придать голосу побольше развязности, как будто каждый день только тем и занималась, что уговаривала нехороших ребят не стрелять в меня.

– Я устала, и уже поздно. Поехали по домам. Ей нужна помощь.

Ошибочка вышла. Последние слова, видимо, разозлили Марти. Сама-то она больше не представляла никакой угрозы, зато Леонард, похоже, балансировал на грани. Должно быть, как и я до него, испытывал новые ощущения от сознания того, что может – вот так запросто – лишить человека жизни.

– Пристрели эту сучку, – задыхаясь, прошипела Марти. – Стреляй!

Собрав последние остатки сил, я рванулась вперед – и в этот момент раздался выстрел. Но меня уже было не остановить, меня несло. С криком: "Нет!" – я с размаху ударила его ногой под коленную чашечку и услышала, как она хрустнула. Он упал как подкошенный и скорчился от боли и взвыл, словно невиданная птица. Пистолет запрыгал по полу. Я испугалась, что Марти попытается схватить оружие, но она только смотрела на него как завороженная и не двигалась с места. Я наклонилась и подняла пистолет. В барабане оставалось еще четыре патрона. Я встала таким образом, чтобы видеть их обоих. Леонард теперь сидел, бездумно покачиваясь взад-вперед. Потом поднял на меня взгляд, и в глазах его мелькнула ненависть.

Я направила на него дуло.

– Только пошевелись, Лео, – продырявлю к чертовой матери. Я в этом здорово насобачилась, так что всажу пулю точно промеж глаз.

Марта заплакала. Странный такой звук, словно плакал ребенок, страдающий желудочными коликами. Леонард подвинулся к ней и обнял ее за плечи.

Мне стало тоскливо – захотелось вдруг, чтобы меня тоже кто-то утешил. Левая рука безжизненно повисла, точно и не рука, а деревянная культя на шарнире. На рукаве была дырочка размером с горошину, от которой растекалось кровавое пятно. "Да он меня ранил, вот гад!" – удивилась я, крепче сжала пистолет и принялась звать на помощь. Интересно, что первой мои крики услышала Мэй Снайдер. Она-то и позвонила в полицию.

Уже два дня, как я в больнице. Левая рука в гипсе. Сегодня придет ортопед – посмотрит снимки и назначит курс реабилитации. Но это уже после того, как меня отсюда выпишут. Я говорила по телефону с Джулией Окснер. Она приглашает меня к себе во Флориду – поправить здоровье. Обещает солнце и чудный отдых, но, я подозреваю, рассчитывает к тому же поиметь в моем лице недостающего партнера по бриджу. Мои расходы составили тысячу девятьсот восемьдесят семь долларов и тридцать пять центов, но она говорит, что не заплатит ни цента, пока я не приеду к ней. Эти старушонки – крепкие ребята, чего не скажешь обо мне. У меня нет ни одного живого места. Я смотрю в зеркало и вижу чужое лицо: разбитые губы, синяки под глазами и какой-то плоский нос. И еще чувствую странную боль и никак не могу определить, из чего она состоит. Я закрываю дело, но история эта еще не окончена. Подождем до суда. Там видно будет. Я знаю, с судейскими надо держать ухо востро. Пока же смотрю в окно на пальмы и думаю, сколько раз мне еще придется отплясывать со смертью, прежде чем оркестранты разбредутся по домам.

С уважением,

Кинси Милхоун

Существует поверье, что кошке дано прожить девять жизней. – Здесь и далее примеч. ред.

Тасо – каблук, слово имеет также бранное значение; gracias – спасибо (исп.).

Джекилл и Хайд – добропорядочное и порочное начала главного героя фантастического романа Р.Л. Стивенсона "Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда" (1886).

Калифорнийский горец – дикая разновидность гречихи.