Андрей Бакланов - Лабиринты чести 3. Иллюзия исповеди справедливости

Женщина заплакала.

– А почему его посадили. Он же был партизаном? – задал вопрос Матвей.

– Дедушка говорил, что его начальник погиб и доказать его невиновность было некому.

– Он упоминал имя своего начальника? – спросил Матвей.

– Конечно. Как сейчас помню. Коломийцев Михаил Алексеевич. До войны он был каким-то заместителем в сельском совете. А дедушка тогда работал бухгалтером. Вообще-то дедушка был голубых кровей. Его отец был дворянином и командовал кавалерией. В Первую мировую войну и погиб геройской смертью! Наверно деда и посадили за родство. Такое было время. Русский убивал русского на протяжении десятилетий. Наверно кому-то это было выгодно. Вот сталкивали нацию головами. Что уж сегодня об этом говорить. Ведь все продолжается. Теперь славяне убивают друг друга на русском Донбассе! А зачем? Нам, что примеров истории мало? Ведь рано или поздно русские люди объединяться и накажут. Берлин и Париж мы уже брали. Полмира прошли. Пройдем и весь мир! – торжественно закончила она.

– А чем занимался дедушка? Скотину имел? Как жил, когда вернулся? – спросил Матвей.

– Больной он был совсем. Жил на маленькую пенсию. Ходил по полю и копал какие-то железки. Потом сдавал их во вторсырье или металлоприем. На наших полях много осталось от тракторов и комбайнов. И еще говорил, что где-то на поле спрятал клад в старой царской конюшне. Выдумывал наверно. Откуда здесь мог быть клад? Да, да. И еще говорил, что если найдет, то его наградят орденом! Чудной он был, но очень добрый. Не сломала его тюрьма и ссылка на чужбине. Хороший он был человек. И селяне его любили. Помогали, как могли. А потом убили его фашисты.

– А почему фашисты? – спросил Матвей.

– Так люди говорят, пытали его перед смертью. Подвешивали за руки и кололи ножами. А потом заперли в сарае связанным. Так и умер он от истязательств. Ироды! Гореть им в аду!

– А убил то кто? Местные?

– Нет. Говорят, пришлые это были люди. А главный у них был – немец!

– А за что убили? Он знал их? – быстро спросил Матвей.

– Люди поговаривали, что это были бывшие полицаи, которых дед сдал. Брешут наверно. Ведь все село, потом немцы сожгли. Свидетелей наверно не осталось.

– Я смотрю, у Вас были очень хорошие отношения. Может быть, дедушка рассказывал какие-то интересные факты из своей военной биографии? Очень было бы интересно послушать. – спросил Матвей. – Эти места во время войны были оккупированы Финляндией. Как он к ним относился и они к нему? Может, вспоминал каких-то людей и фамилии?

Женщина задумалась и сказала:

– Точно! Дедушка рассказывал, что в деревню иногда приезжал какой-то высокопоставленный офицер со своим сыном подростком. И этот мальчик-иуда стрелял из винтовки по табурету, на котором стояли люди, приговоренные к повешению. У мальчика с отцом это была такая игра. Если мальчик с двух выстрелов попадал в ножки табурета, и они подламывались, то приговоренный лишался опоры и погибал. Ежели мальчик промазал, то приговоренного не казнили. Но подросток был хорошим стрелком и мало кто оставался жить. Дедушка рассказывал, что сам лично казнил этих упырей.

– Вот сволочи! А кто это были, финны или немцы?

– Я не помню. А какая разница, все они были фашисты и каратели. И гореть им в аду из веков в века! Еще говорил как он с товарищами спас людей, которых увозили на поезде в Германию. Когда поезд ехал, они забирались на вагоны и, держа друг друга, свисали с крыши вагона и открывали засовы с дверей. Люди выпрыгивали из вагонов и под пулеметным огнем бежали в лес. Там же его и ранили. Когда он очнулся, оказался у партизан. А потом его почему-то арестовали. Странно. Но что уже об этом говорить? Времена такие были.

– Дедушка наверно имел какие-нибудь записи, письма? Он же переписывался о своей реабилитации. Интересно было бы почитать. Я сам занимаюсь военной историей нашего края и рассказал бы эти факты нацистских преступлений. – произнес Матвей.

– Да. Был коричневый портфель, где дедушка хранил свои бумаги. Но я его после убийства и не видела. Как то ни к чему было. А потом забыла.

– Может, найдется. Поищите? А я Вам оставлю свои координаты. – предложил Матвей. – А где похоронен дедушка? Хочу цветы принести на могилку.

– На нашем сельском погосте и лежит. Его отец, мать и братья, почивают рядом. Найти не трудно. Спасибо Вам за сочувствие. Заходите в дом, я угощу Вас чаем. – пригласила Вера Станиславовна.

Уже через полчаса Матвей подошел к дому Ивановых и попробовал применить тот же прием с молоком, который использовал ранее. У калитки стояли двое мужчин средних лет и разговаривали между собой.

– Извините, пожалуйста, я прерву Ваш разговор. Могу ли я здесь купить козьего молока и десяток куриных яиц? Ведь этот дом Ивановых? – спросил Матвей.

– Да. Ивановы мы. Молоко еще парное, а яиц, увы, уже нет. Продали. Давайте тару. – предложил один из мужчин с аккуратной американской бородкой.

– Ой. А банку я забыл взять. Налейте в Вашу. Я заплачу деньги. – сказал Матвей.

– Да ладно не надо. Занесете по случаю. Сколько налить литров?– спросил бородач.

– Я обязательно верну Вашу тару сегодня же. Мне нужно три литра. А сам я из деревни Мелково. Соседи мы с Вами.

– А что у Вас в деревне козы перевелись? Еще вечером видел дядю Мишу, выгуливающим свою отару.

– Нет, нет. – ответил Матвей. Дядя Миша и сейчас бродит с ними по полю. А молоко мне нужно именно сейчас. Да и люди говорят, что у Ваших породистых коз и молоко вкуснее. Давно наверно здесь живете? Вот, и слава прошла по округе?

– Что Вы. Городские мы. Пять лет назад построились. Купили недорого старый домик с большим участком земли и обосновались. Устали от городской жизни. К земле потянуло. – ответил он.

– Просчитался наверно Ваш продавец. Такая деревня хорошая. А он тоже был Ивановым и имел коз и кур? – спросил Матвей.

– Вы ошибаетесь. Известность пошла от моих красавец козочек. Я их специально из Костромы привез. И не однофамильцы мы были. На этом подворье, мне кажется, отродясь никакой живности не было.

– Быстро Вы, однако раскрутили свой бизнес. Другие, десятилетия на это тратят. Сколько я Вам должен? – спросил Матвей, чтобы быстрее закончить разговор и, подумав, сказал про себя: «Ни те эти Ивановы. Ни те».

Матвей пришел домой и протянул жене трехлитровую банку с молоком.

– Дорогая! А не хочешь ли заняться сыроварением? Мне кажется, у тебя великолепно все получиться!

– Я конечно не знаю зачем нам столько молока, но если тебе так было надо, я найду ему применение. – с улыбкой ответила Наташа.

Остаток дня Матвей провел за анализом полученной информации: «Погибший Ян Краснопольский во время войны служил старостой деревни. Учувствовал в противодействии оккупационным властям и был связным у некого Каломейцева Михаила Алексеевича. После того как Краснопольский попал к партизанам, он был арестован. Значит, о его деятельности партизаны не знали, либо Краснопольский совершил преступление, уже находясь у партизан. По решению трибунала он получил максимальное наказание пятнадцать лет лишения свободы без права выезда после освобождения. Однако его не расстреляли, что означает, что преступления инкриминированные Краснопольскому не были особо тяжкими, либо имелись смягчающие обстоятельства. Далее. Краснопольский рассказывал, что в его деревне проходили казни через повешения и в них учувствовал некий подросток, сын высокопоставленного фашистского офицера, которых ликвидировал лично Краснопольский. А также, что Краснопольский с группой товарищей учувствовал в освобождении интернированных лиц. В дальнейшем после убийства Краснопольского из его дома пропали письма и записи. В фундаменте старой конюшни был найден ящик с документами и докладной запиской возможно оставленной Краснопольским. В ящике были обнаружены вещи и бумаги, принадлежащие офицеру финской армии и его юноше сыну, а также партийный билет на имя Иванова Александра Степановича, возможно друга или знакомого Краснопольского, либо человека, который и оставил ящик».