Станислава Бер - Беспамятники. Дело Ирода

После крестового похода Макар Куницын пошёл по административной части. Служил помощником у наместника. Хорошо служил, с доблестью защищал Озёры от набегов, с умом подходил к рядовым задачам. Через пару лет наместник его повысил до заместителя. А уж когда разбойники напали на поселковый отряд и убили наместника, ни у кого не возникало вопросов, кому занять дом наместника. Конечно, Макару Ильичу Куницыну!

– Клянусь сделать поселение Озёры образцовым, истребить разбойников как класс, и защищать Ваши интересы, как свои! – принёс Макар Ильич присягу и стал наместником.

Савва Куницын сел за стол, рядом со столом наместника, разложил вчерашние записи и уставился на них, изучая. Савва обладал хорошей памятью, но привычка делать заметки у него осталась ещё с детства. До одиннадцати лет ему это было просто необходимо.

– Сначала нужно выяснить, кто наш вчерашний утопленник, – сказал Савва, рассматривая свой карандашный рисунок в блокноте.

Савва вспомнил вчерашнее письмо, отправленное с гонцом в столицу Новороссии Коломну.

"В управление полиции города Коломна

от старшего помощника наместника поселения Озёры

Саввы Куницына

Запрос

Найден 4 мая 119 года от Рождества Христова по новому стилю на берегу реки Оки в районе поселения Озёры мужчина. На вид лет сорок. Крепкий, коренастый, руки в мозолях. Лысый. Борода заплетена в две косички. На плече татуировка – клещ. Отрублен указательный палец. Рубец на левой щеке. Чёрная рубаха, чёрные штаны. Цвет одежды может быть и серым".

Он прилежно переписал приметы жертвы в блокнот.

– Теперь вся надежда на столичных полицейских, – вздохнул Савва.

Среди местных жителей пропавших не числилось. Да и не похож был утопленник ни на кого из озёрских. Чужак, однозначно.

– Савва! – звонкий голос раздался прямо у него перед лицом.

Старший помощник наместника поднял голову и нахмурился. Перед ним стояла Дора. Лёгкая, воздушная, она сияла, как нимб над Иисусом в его втором пришествии.

– Милая, я же просил не отвлекать меня от работы. Я понимаю, что тебе трудно живётся без такого красавчика как я, но у меня рабочее время сейчас. И наместник…

Савва не успел договорить. Дора подошла к нему вплотную, села на колени и закрыла рот поцелуем.

– Ах, впрочем…, – сказал юноша, криво улыбаясь. – Так меня отвлекать, пожалуй, можно, ага.

Он потянулся за вторым поцелуем, но Дора отстранила его губы ладонью.

– Мы должны пойти с тобой в церковь, – сказала она, категорично вставая.

– У меня работа, – пытался возражать Савва, но звучало это теперь неубедительно.

Савва натянул меховую накидку на кожаную куртку, и они отправились в церковь. Храм хоть и стоял на пригорке, и видно его было хорошо со всех сторон, но путь до него был не близкий. Откуда ни возьмись, закружил над ними сокол Гром. Близко подлетать Гром остерегался. Сокол недолюбливал Дору – скорее всего, ревновал. Но пристально следил за ними.

– Веришь ли ты во Христа? – спросила Дора, когда они проходили мимо школы.

Началась перемена, и малышня высыпала из старого панельного здания, разрисованного художником сценами из Крестовых походов.

– Странный вопрос. Как же в него не верить, если он людям вместо страшного суда второй шанс даровал?! – спросил Савва, оглядывая Дору с удивлением.

– Согласна. Новая церковь – это чудо, ниспосланное нам Богом, – сказала Дора, с благоговением крестясь.

– И чудо, что священники Новой Византии сохранили знания предков, и не только религиозные, – поддержал её Савва.

Дора шла молча, о чём-то напряжённо думая.

– Знаешь, я бы хотела посмотреть на старый мир, до Второго пришествия Христа, – выдала, наконец, она.

– Ну, а что там смотреть. В то время на Земле жило слишком много людей, ага. Прямо не протолкнуться. Миллионы, миллиарды людей в одной стране, представляешь?

– Разве такое вообще возможно? – с сомнением спросила Дора.

– Возможно. Просто они жили в мегаполисах, – ответил Савва так уверенно, как будто он сам жил в этих мегаполисах.

– Где? – переспросила девушка, останавливаясь и заглядывая юноше в глаза – в карий и голубой попеременно.

– В ме-га-по-ли-сах, – медленно произнес Савва Куницын, словно она была умственно отсталая или глухая. – Были такие огромные города. Размером с Новороссию.

– Не может быть! – не поверила Дора.

– Точно тебе говорю. Я книгу читал, там и картинки, и карты были, – закивал утвердительно Савва.

Дора двинулась дальше. Савва за ней.

– Они к тому же много заводов понастроили. Это такие большие дома с машинами, – объяснил старший помощник наместника, предвидя её вопрос. – Эти машины гудели, чадили. Люди нервничали и много болели, ага.

– А в писании сказано, что Бог их покарал за грехи и разрушение природы – творения Божьего – и наслал кару небесную, – возмутилась Дора.

Она даже кулаки сжала, готовясь сражаться за веру.

– Ну, да. Стресс и депрессию можно назвать карой небесной, – дипломатично согласился Савва.

– Люди тронулись умом, творили разные безумства – жгли, убивали, рушили и умирали в страшных муках. А потом в Новой Византии родился Иисус и вместо страшного суда, даровал им второй шанс на спасение души – научил людей жить без страха. Правда, это прекрасно? – добавила Дора, улыбаясь.

Савва не успел ответить.

– Ой, простите, христиане! – завопил школьник, врезавшийся во влюблённую пару.

Сокол Гром мгновенно спикировал с высоты, однако поразить цель не успел. Савва жестом остановил пернатого защитника.

"Свои. Не тронь!"

Савва Куницын приподнял мальчишку за воротник суконной курточки, потряс, да и отпустил. Что с ним ещё сделаешь?

– Беги на урок, шалопай, – крикнул старший помощник наместника, криво улыбаясь.

Ещё недавно и он вот также бегал на переменах, вырываясь из душного класса. До одиннадцати лет Савва Куницын ничем не отличался от остальных мальчишек. Драчливый, неугомонный, озорной, Савва не мог усидеть на одном месте. Шалил, а на завтра всё забывал, если не записывал в блокнот, как учили в новоросских школах. Ведение блокнота-памятника был основным предметом образования.

* * *

Митрополит Леонтий хворал. Ломило кости, ныли колени, сердце колотилось, как бешеное, изводя его вконец. Однако сегодня ему предстояло ехать по деревням и весям. Нужно было освятить новые храмы и провести несколько обрядов рукоположения.

Леонтий спустил с кровати опухшие ноги, встал, кряхтя, как утка, подошёл к столу, отпил из кружки кваса.

– Ничего не поделаешь, такая у меня служба – совершать благодать, – сказал он тяжко, с одышкой.

День прошёл в дороге, встречах, заботах, хлопотах, неудобствах. Леонтий переносил все тяготы с христианской улыбкой. Такая судьба, такая работа. Вечером перед золочёной повозкой митрополита и его свиты открылись ворота захолустного поселения Озёры.