Наталия Кина - Черновик

Дверной глазок пристально и молчаливо изучал гостью, сканируя каждый сантиметр ее сущности от носков туфель и до макушки: рост – чуть выше среднего, возраст – на первый взгляд около двадцати пяти, телосложение – стройная, одета неброско, но стильно и дорого. Туфли – женский вариант мужского фасона, укороченные брюки, прямое, скрывающее фигуру пальто, высокий ворот джемпера, круглые стекла темных очков. Волевой подбородок, высокие скулы, красивые губы, прямой, с едва уловимой горбинкой нос, в целом выражение лица излучает спокойствие и внимательность. Волосы тёмно-русые и предположительно длинные, собраны назад. На левой руке часы из какого-то темного металла.

Прежде чем еще раз вдавить кнопку звонка, Даша бросила взгляд на часы и решила про себя, что если после этого за дверью не возникнет жизни, то она сочтет свою миссию посещения давно забытых родственников исполненной и на полном законном основании покинет неприступную гавань.

Словно по команде, будто Дашина мысль была условным кодом, задвижка замка металлически щелкнула, дверь открылась, а из-за ее потертой временем плоскости выглянула пожилая женщина в черном платье, антрацитовом платке и оранжевых домашних тапочках. Настороженно и недоверчиво уставилась на гостью кажущимися тоже черными в скудном подъездном свете глазами.

– Здравствуйте, – снимая очки, произнесла Даша. – Мне передали, что вы искали меня, но я была в отъезде и вот только сейчас… – Ее губы тронула слабо-виноватая улыбка. – Бабуль, не узнаете? Неужели я так сильно изменилась?

– Дашенька, – почти по слогам недоверчиво-радостно произнесла женщина слабым, слегка дребезжащим голосом. – Наша… как же ты… не узнать… заходи! Заходи скорее, Дашенька!

Женщина суетливо потеснилась в дверях, пропуская гостью в квартиру, затем закрыла входную дверь на ключ и цепочку.

– Сюда, сюда, – принялась указывать дальше из-за спины Даши, так как обойти ее в темно заставленной прихожей не представлялось возможным. – В большую комнату, Дашенька, ты ведь помнишь? Помнишь, где она?

Квартира под стать старческой памяти – заставлена житейским хламом так плотно, что едва есть место идти не протискиваясь. Душно и почти темно от хлама, тянущегося вдоль стен, пыльных портьер, давно выцветших обоев.

– Конечно, я помню, – двигаясь вперед, ответила Дарья. Коридор-лабиринт тащился дальше вдоль вековых залежей «нужного», а Даша, повинуясь памяти и дребезжащим бабушкиным указаниям, свернула вправо, раздвинула двустворчатые двери с рифлеными стеклами и попала в предыдущую эпоху.

В гостиной было чуть больше пространства, а вместе с ним больше пыли и спертости в воздухе.

Окно и балкон, видимо, не открывались уже очень давно и, судя по спекшемуся налету на стеклах, не мылись с тех же пор. Прикрывали окно пожелтевший старомодный тюль и тяжело-темные шторы, открытые (или закрытые) на две трети.

Во всю стену справа высилась так называемая «стенка» – шкафище-нагромождение с частично стеклянными дверцами, за которыми скрывалась часть нажитого добра в виде пыльных сервизов. Слева диван, два кресла, торшер и на тумбочке относительно не старый телевизор.

– Вот, ничегошеньки не изменилось с тех пор, как ты маленькая здесь скакала, – приглашала-усаживала бабушка и все норовила внимательнее разглядеть гостью, найти в ней ту девочку из дали дальней, и даже находила.

– Мне кажется, и я что-то помню, – задумчиво ответила давно повзрослевшая внучка и села в одно из кресел, а второе заняла бабушка.

– Я все оставила, все сохранила, – с какой-то странной интонацией приговаривала она. – Родных только уберечь не могу, а вещи… Что им сделается – они ж не живые, лежат себе, где положено… лежат…

Внезапно замолчав, старая женщина некоторое время смотрела в себя и слегка покачивалась, беззвучно шевеля губами. Даша решила не мешать, а воспользоваться паузой в общении для более полной загрузки информации из давно не открывавшихся ячеек памяти.

Да, она смутно помнила этот шкаф, эту люстру и, как ни странно, именно этот тюль в сочетании с окном…

Даша скорее почувствовала, чем услышала шорох за дверью, слишком легкий, чтобы быть человеческим.

– Все красиво, все хорошо, – проговорила Даша с доброжелательной улыбкой. – Должно быть, другие ваши внучки помогают. Они ведь с вами живут?

Женщина мгновенно тревожно оглянулась по сторонам, еще раз, а затем, чуть склонившись к Даше, громко зашептала:

– Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Я из ума выживаю. – Словно другой человек заговорил сейчас с Дашей из-под личины бабушки, которую, к слову, она едва помнила. – После смерти Владимира Степановича, а он уже два года как нас покинул, все кувырком полетело прямиком в преисподнюю. Начну с того, что мать твоя ночами мне снится и обвиняет, обвиняет во всем. Муж ее, твой отец, не знаю, жив ли он, тоже все время рядом, но со мной не разговаривает, а через нее общаться пытается, но я не отвечаю. Они всю квартиру заполонили! Они девочек портят и дергают. Линочку из дома гонят, и она не ночует, Риночке спать не дают, поэтому она в школе на уроках засыпает, а меня задушить грозятся их детскими ручонками… Дашенька… – Становящаяся все безумнее речь бабушки вместе с дыханием сошла на нет и оборвалась. Женщина еще какое-то время беззвучно шевелила губами, но даже взгляд ее стал пустым и невыразительным. Она будто спешно пыталась ухватиться за хвост ускользающей мысли, но никак не могла понять, какой именно, о чем шла речь секунду назад.

Прислушиваясь между обрывками фраз к шевелению за дверьми, Даша медленно откинулась на спинку кресла, руки расслабленно оставила на коленях.

– Дашенька… – поймалась в сети бабули заветная мысль. – Ты очень взрослая стала. Такая серьезная, положительная. Совсем как дедушка твой, Владимир Степанович, в молодости. Чем ты, родная, занимаешься? Он ведь все мечтал, чтоб ты учительницей стала, ты помнишь?

В глазах старой женщины вновь вспыхнула искра разума.

– Хотя не можешь ты об этом помнить. Это он мне говорил, а с твоей матерью не разговаривал, и с тобой тоже, считал, что маленькая слишком что-то понимать. Прости, – будто зная о себе ненормальной, извинилась хозяйка дома. – Так кто ты? Кем ты стала?

– Юрист, – кратко ответила Даша.

Женщина с благоговением повторила: «Юрист», а затем цепко уставилась Даше в глаза.

– Ты должна их забрать, – без всякого перехода твердо заявила она. – Девочек. Пока не поздно. Пока они их обеих не забрали. Они так довели меня, что с собой не могу иногда справиться, а с ними подавно. Я к сестре уеду в деревню – она младшая, у нее семья крепкая, они доглядят за мной. Квартира вам останется, бумаги, которые мать твоя мне на девчонок делала, и пособия. Там немного, но вы справитесь, вы молодые. Только матери их не отдавай и, когда она придет к тебе во сне, не говори ей ничего.