Кристофер Хайд - Десятый крестовый

Вплоть до сегодняшнего дня.

И увидев ее, Филип ощутил, как бешено, словно двенадцать лет назад, заколотилось сердце.

— Прелестно выглядишь, — сказал он.

Она стояла у чердачного окна, смотрела на улицу, вся какая-то напряженная, скованная. Но выглядела и в самом деле прелестно. Очень скромные юбка и блузка; но даже в этой маловыразительной одежде заметно, что фигура ее чуть изменилась. Волосы подстрижены, потемнели, во взгляде уже нет девической беспечности. Это была все та же Хезер, но время или жизнь — а может, и то и другое — пригасили горячность, огонь в глазах.

Хезер обернулась, руки защитным жестом скрещены на груди. Улыбнулась, чуть слышный призвук вырвался было из гортани, но замер.

— Ты тоже..

И между ними, как ржавый гвоздь в кровле, завязла тишина.

— Может, кофе хочешь? — предложил Филип, махнув в сторону кухни. — Сядем за стол… Хезер мотнула головой.

— Нет, лучше здесь! Наверно, помнишь, не люблю сидеть.

— Конечно, ради бога… — отозвался Филип.

Закурил, встал на невысокий подоконник.

Хезер прошла вдоль стены по едва оставшемуся среди хаоса проходу, рассматривая фотографии. Филип скользил взглядом по стройной спине, ногам, красивому изгибу бедер, чувствуя, как подступает возбуждение. Закрыл глаза, чтобы прогнать его.

Хезер повернулась, пошла в его сторону.

— Ты все такой же. По-прежнему гибель и смерть.

— Ну, не только, — Филип попытался изобразить улыбку. — Случается, иное снимаю.

Она кивнула; ее ладонь легла на деревянный подоконник, совсем рядом с голой ногой Филипа. Хезер поводила пальцем по многократно крашенной поверхности, убрала руку.

— Знаю. В Мехико мне попался твой фотоальбом. Даже всплакнула, когда ту фотографию увидела. Мой уход…

— И мой, — поправил Филип. Она кивнула.

— Да… наверное, так…

Снова ладонь легла на подоконник, пальцы, приковывая внимание их обоих, гладили дерево.

— А почему вдруг в Мехико? — спросил Филип.

— Не поверишь…

Она улыбнулась; снова Филипа мгновенно обдало жаром.

— Рискни! — усмехнулся он. — За эти двенадцать лет я столько перевидал, ничем не прошибешь.

— Собиралась принять обет…

— Обет? — воскликнул Филип. Она кивнула.

— Хотела стать монахиней. Восемь лет провела при ордене «Сестер милосердия», сначала просто так, потом послушницей.

— Ну и… стала? — поспешно спросил Филип, боясь, что Хезер замкнется в себе, не доскажет до конца.

— Не смогла… Веры не хватило. Понимаешь, иссякла… Хезер запнулась.

— И что же?..

Она слегка подалась от окна, лицо попало в тень оконного переплета.

— Захотелось снова домой, снова вернуться к обычной жизни, только все так переменилось за годы… Виделась с отцом, он сказал, что ждет меня. Но я не поверила, отправилась к Джанет…

— К Джанет Марголис? Хезер кивнула.

— Она теперь живет в Канаде, в Торонто. У нее ребенок. Поехала к ней, пожила немного. Появились новые друзья или что-то в этом роде. Убеждали меня не ездить к отцу, к тебе, но как я могу…

— Ты виделась с отцом?

— Да, вчера, — ответила Хезер. — Он теперь переехал в Вашингтон. По-прежнему на генеральской должности. Его даже повысили. Уже не три, а четыре звездочки. Начальник штаба армии.

— И ко мне приехала…

Хезер улыбнулась. Сказала задумчиво:

— Моих друзей это явно не обрадует. Для них ты самый опасный человек.

— Еще и друзья… — проговорил Филип. К какой такой публике могло прибить Хезер?

Они долго молчали, вдруг она засмеялась, тихо-тихо.

— Знаешь, уже лет восемь я не целовала никого, разве что ребенка. Целых восемь лет… — Она посмотрела на Филипа. — Вот уже восемь, нет, десять, двенадцать лет все во мне спит, все ждет тебя, будто ты, как волшебный принц, приедешь и разбудишь… — Она плакала, слезы струились по щекам, к уголкам рта. — Я уже не верю, — шептала она, — не верю в сказочных принцев. Филип… — И снова засмеялась тихо, глухо. — Древние африканцы сказали бы — двенадцать лет назад ты похитил мою душу. Когда сделал тот снимок…

Филип спрыгнул с подоконника, шагнул к Хезер, обнял, шепча:

— Я верну ее тебе, только скажи…

Он поцеловал ее: родной запах волос, родные губы, только соленые от слез.

К вечеру, когда солнечные лучи загорелись закатным огнем, Филип спросил, не хочет ли Хезер выпить кофе или просто перекусить.

— А что, если чаю на травах? — с улыбкой сказала Хезер. — Во мне еще сидит хиппи!

— Это можно раздобыть в ресторанчике, тут, неподалеку. Поспешно одевшись, Филип пошел к двери. Крикнул оттуда:

— Я мигом!

Хезер не ответила. Филип распахнул дверь и вышел на темную лестничную площадку. В этот самый момент, он даже понять ничего не успел, его с силой ударило в затылок, и он потерял сознание. Когда очнулся, встал и, пошатываясь, вошел к себе, на чердаке было темно, но все же можно было разглядеть, что в мастерской все перевернуто вверх дном и Хезер нет, только на стене у изголовья кровати протянулся длинный красный след…

На следующий день самолет, в котором летел Филип, приземлялся в Национальном аэропорту Вашингтона. Промахнув сквозь здание аэропорта, Филип подхватил такси, сел, откинувшись на спинку сиденья. Район Александрия, где жил генерал Фокскрофт, не слишком далеко. По случаю субботы магистраль оказалась забита машинами, но опытный шофер такси, ловко вынырнул из общего потока, свернул на боковую улицу. Машину вел молча, что Филипа вполне устраивало. Болел затылок после вчерашнего, да и надо было собраться с мыслями перед встречей с отцом Хезер.

Филип все еще кипел яростью после общения с нью-йоркской полицией. При отсутствии трупа отдел убийств от разбирательства уклонился, пришлось с полчаса побегать по всему районному полицейскому участку, прежде чем удалось найти и уломать какого-то сивого коротышку — детектива из Отдела краж. Но к рассказу Филипа он остался абсолютно безучастен.

— Взяли что-нибудь? — спросил детектив Рабинович. Хоть он и имел при себе блокнот с ручкой, однако ничего, кроме имени Филипа, туда не занес.

— С виду вроде ничего… — сказал Филип.

Детектив окинул взглядом чердак, выгнул тоненькую бровь.

— В таком содоме разберись, чего взяли, чего нет!.. Филип разозлился.

— Ну вот что! — прошипел он. — Я обратился в полицию, так как подозреваю, что напали на человека, похитили, а возможно, и убили. Ясно вам?

— Ясно, ясно! — кивнул детектив. Поджав губы, он с равнодушным видом оглядывал фотографии на стенах. — Так, говорите, к вам заходила старая симпатия? Давно не видались, лет десять, кажется? Потом вы собрались за чем-то в ресторан, вышли, и кто-то ударил вас по голове. Пришли в себя, а дамочки и след простыл.

— Но на стене кровавая полоса! — вставил Филип.