Картер Браун - Непристойный негатив

Часы показывали половину четвертого дня, когда я припарковал машину перед парадным крыльцом большого дома. Жарко припекало солнце, в небе ни облачка, и в знойном потоке горячего воздуха лениво парят две пташки, изредка принимающиеся махать крыльями, наверное для того, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в сладостное безделье. Мне было вполне понятно их настроение. Дом был выстроен на самом краю каньона, как бы зависая над ним, и я подумал, что кем бы ни оказался этот Сэнфорд, но только боязнью пространства он не страдал, это уж точно. Массивная дверь, отделанная дубовыми панелями и украшенная тяжелым дверным молотком из начищенной меди, стук которого был похож на удары гонга. Мне пришлось стучать дважды, прежде чем дверь отворилась, но когда это все-таки произошло, я осознал, что старания мои были ненапрасны.

Ее светлые волосы были тщательно уложены и вились тонкими упругими колечками; у неё были голубые глаза с поволокой, а опущенные уголки губ придавали лицу выражение обманчивой уязвимости. На ней был черный синтетический свитерок, под которым в мельчайших подробностях угадывались очертания полной, упругой груди, и короткие шортики в обтяжку, открывавшие взору длинные, безупречной формы ноги, покрытые золотистым загаром.

— Если вы решились на изнасилование, — доверительно проговорила она низким голосом с хрипотцой, — то, пожалуйста, заходите. В доме намного прохладнее.

— Мне нужен Джерри Сэнфорд, — сказал я, — но, полагаю, с этим можно повременить, пока не закончим с изнасилованием.

— Он у себя, — ответила она. — И наверное, ему тоже будет небезынтересно поглядеть. Джерри очень интересуют новые техники и приемы в этом деле. Но его беда в том, что по он большей части только и занимается тем, что читает об этом, а на то, чтобы воплотить теоретические познания в жизнь времени почти не остается. — Приоткрыв рот, она медленно провела языком по нижней губе. — А меня в такие жаркие дни всегда охватывает страстное желание.

Она попятилась назад и распахнула дверь пошире. Я вошел в большую прихожую, где царила спасительная прохлада и полумрак.

— Может быть вам сначала все-таки переговорить с Джерри, — предложила девица, закрывая за мной дверь. — И тогда уже у вас ничего не будет висеть над душой. Вот уж чего я ненавижу больше всего на свете, так это заниматься любовью с мужчиной, переживающим из-за ситуации на рынке ценных бумаг. Это уже не любовник, а изменщик в самом худшем смысле этого слова.

— А вы не обидитесь? — находчиво сострил я.

— Он на балконе, — продолжала она. — Туда можно попасть через гостиную. Скорее всего, сидит там и притворяется мертвым. Пусть вас это не смущает и не пугает, у него всегда такой вид, даже когда с ним разговаривают.

Я молча подчинился её указаниям, решив, что прерывать данный монолог бессмысленно. Гостиная была просторной и богато обставленной. Длинный ряд застекленных дверей выходил на балкон, который казался таким же огромным, как и сама гостиная. Здесь стояло кресло-качалка, в котором действительно сидел, закинув ноги на балконные перила, какой-то человек. В руке он держал высокий стакан, и либо сосредоточенно думал о чем-то или же только что умер от сердечного приступа. С виду лет пятьдесят, не меньше. Аккуратно подстриженные волосы с проседью, болезненно-бледное лицо и крючковатый нос, при взгляде на который любой специалист по пластическим операциям принялся бы радостно потирать руки в предвкушении скорой работы. На нем был двубортный пиджак, синяя рубашка и брюки, а на шее повязан галстук изысканной расцветки.

— Мистер Сэнфорд, — окликнул я, подойдя поближе.

— Это я, — недовольно ответил он писклявым голосом. — Вас, наверное, Паула впустила в дом. У этой девчонки напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Просто поразительно!

— Я Рик Холман, — представился я. — Мне хотелось бы поговорить с вами о фильме с участием Айрис Меривейл, съемки которого вы финансировали.

— Это все равно, что бросить сто тысяч долларов в помойное ведро, сказал он. — А потом узнать, что у этого ведра нет дна. Стоило же выкладывать кровных сто тысяч, чтобы в этом убедиться!

— Айрис Меривейл умерла, — заметил я. — Но если бы кому-нибудь удалось в сжатые сроки закончить фильм, то на этом можно было бы неплохо заработать. Вы вернули бы затраченные деньги. А возможно даже и получили бы некоторую прибыль.

— Вас Джемисон прислал ко мне? — Он широко зевнул. — Так ступайте и передайте ему, что я не собираюсь менять своего мнения. Мне это не интересно.

— Человек по фамилии Лессинджер нанял меня, чтобы я предотвратил возможное убийство и тем самым спас бы ему жизнь, — возразил я.

— Если бы кто-нибудь убил Хэла Лессинджера, то он тем самым оказал бы миру непереоценимую услугу, — констатировал Сэнфорд. — Вы понапрасну отнимаете у меня время.

— У Лессинджера был друг, частный детектив, — сказал я, — и звали его Майк Роулинс. Он жил в доме у Лессинджера. Вчера ночью кто-то вышиб ему мозги, пальнув сразу из обоих стволов двуствольного обреза. Лессинджер считает, что убить собирались его. И он несколько обеспокоен данным обстоятельством.

Сэнфорд повернул голову и взглянул на меня, его серые глаза смотрели проницательно из-под нависших век.

— Я весьма наслышан о вас, Холман, — ворчливо проговорил он. — И поэтому поверю вам на слово. Но каким боком, по-вашему, это должно касаться меня?

Мельком оглянувшись, я заметил, что блондиночка тоже неслышно выскользнула на балкон, и теперь стояла поодаль, прислушиваясь к разговору.

— Сперва вы согласились финансировать фильм, режиссером и продюсером которого должен был стать Тони Феррелл, — сказал я. — Потом, когда на это дело уже было истрачено сто тысяч долларов, вы отсмотрели готовый материал и, решив, что затея себя не оправдала, отказали дать денег на продолжение съемок. Так, по крайней мере, мне рассказали об этом.

— Так оно и было, — согласился он.

— После смерти Айрис Меривейл, на ум Лессинджеру пришла шальная мысль, что было бы неплохо закончить фильм и затем сделать на его прокате хорошие деньги. Тем более, что некий Блэр последнее время оказывал на него сильное давление, требуя, чтобы тот подыскал ему дело, куда можно было бы выгодно вложить деньги. Феррелл же к тому времени уже успел занять десять тысяч долларов у некоего Алека Джемисона, предоставив в залог негатив незаконченного фильма. Но оставил за собой право закончить картину в качестве продюсера и режиссера, если до этого вообще когда-либо дойдет дело. Лессинджер говорит, что на пути этого проекта уже возникли две трудности. Джемисон отказывается отдать негатив, требуя отчисления большого процента с прибыли от реализации фильма. А Феррелл внезапно заартачился, объявив, что вся эта идея противоречит его высоконравственным художественным принципам.