Картер Браун - Стерильно чистые убийства

— Не возражаете, если останусь в очках? — мило спросила она. — Я чертовски близорука и без них даже вас не увижу.

— Конечно, валяйте, — охотно согласился я. — Они вносят в ваш облик очаровательный экзотический штрих.

Глазея на нее, я ощутил в животе быстрое щекотание. Тело ее было гладким и безупречным, коралловые соски торчащих полных грудей уже набухли от желания. Темный треугольник лобка между ляжками, застенчиво выглядывающий из розоватых створок клитор казались воротами в рай. Мой дружок мощно отреагировал на картину и открывающуюся перспективу.

— Эллен Спек, — провозгласил я, — в одежде вы привлекательны. В обнаженном виде прекрасны. А уж учитывая очки, вообще не знаю, сумею ли я устоять.

— Благодарю вас, лейтенант, — задумчиво проговорила она, а потом вдруг хихикнула. — Я вот стою перед вами совсем голая и даже не знаю, как вас зовут.

— Эл, — сообщил я, встал и начал расстегивать рубашку.

— По правде сказать, меня это не впечатляет, но все-таки лучше, чем «лейтенант». — Она схватила бокал и проглотила остатки мартини, пока я быстро сбрасывал одежду, оставив на полу громоздкую кучу вещей. Налитой жезл гордо реял передо мной, опровергая все законы тяготения.

— Пошли в спальню, — предложила она, медленно расплываясь в сладострастной улыбке, рассматривая меня с головы до ног и останавливая взгляд на самом существенном. — Всему свое место, а для таких вещей спальня, по-моему, — наилучшее.

— Единственно подходящее, — согласился я, позволяя ей взять меня за руку и препроводить, как послушного маленького мальчика, в спальню.

Все время, пока мы занимались любовью, она оставалась в очках — и на стадии предварительных игр, когда мы ласкались и ощупывали друг друга, обменивались влажными крепкими поцелуями, взаимно исследуя языками рты, и потом, когда она завалила меня на спину, села верхом и, поймав раскаленный, отвердевший шомпол, направила его меж атласными ляжками в сырое, мягкое, пульсирующее лоно, крепко и жарко объявшее меня.

Она пустилась вскачь со знанием дела, приподнималась, и моя бьющаяся, напряженная плоть чуть не выскакивала изнутри, потом вновь приседала, так что я погружался почти до самого донышка. Ускоряя движения, она целенаправленно и неустанно подводила обоих нас к потрясающему, всепоглощающему моменту. От того, что все время на ней красовались очки, происходящее становилось еще слаще.

Я ушел от нее чуть позже двух, с ключом от квартиры Эверарда в кармане. В тот момент, как за мною закрылась дверь, показалось, будто я из волшебной страны шагнул в неприкрашенную реальность. Спускаясь на другой этаж в лифте, я вновь в полной мере проникся чувством долга и через несколько секунд входил в квартиру Эверарда. Кроме прочего, я надеялся сэкономить днем лишнюю поездку.

Гостиная выглядела по-настоящему аккуратной и чистой, равно как кухня и ванная. Даже в спальне царил полный порядок, за исключением кучи одежды, валявшейся на полу. Я опустился на четвереньки и тщательно ее рассортировал. Мужская спортивная куртка и брюки, рубашка и нижнее белье, носки и ботинки. Потом женский черный свитер, потертые джинсы, белый лифчик и парные к нему трусики, поношенные сандалии. Во внутреннем кармане спортивной куртки оказался бумажник с водительскими правами Эверарда, парой кредитных карточек и примерно шестьюдесятью долларами наличными. В одном из брючных карманов лежала скомканная бумажка. Я осторожно расправил ее и увидел, что она исписана непонятными значками, которые на мой невежественный взгляд показались химическими формулами. Может быть, я держал в своих везучих руках «открытие Эверарда»? Или, скорее, какую-нибудь машинально нацарапанную абракадабру. Я заглянул в шкаф, в ящики комода и не нашел больше ничего интересного.

Весьма любопытный вопрос не давал мне заснуть за рулем по дороге домой. Зачем было убийце трудиться забрасывать одежду своих жертв на квартиру к Эверарду и почему он не позаботился забрать этот клочок бумаги, если он имеет какую-то ценность?

Я бодро вошел в офис пораньше — еще одиннадцати не стукнуло, — и медово-блондинистая сердцеедка, выступающая в роли личной секретарши шерифа, отвесила мне приветственный упрек.

— В девять часов, — изрекла Аннабел Джексон, — день для него начинается светло и радостно. Десять часов — и он принимается бурчать сквозь зубы и пиявить меня всевозможными мелочами, не имеющими никакого значения. Десять тридцать — и он превращается в дикого бешеного быка. Почему вы, Эл Уилер, работая над убийством, не способны хоть раз явиться сюда в разумное время?

— Я остановил машину перед офисом, — невинно пустился я в объяснения, — в пять минут девятого. Вдруг с четвертого этажа дома напротив долетел жуткий вопль. Свихнувшийся буян снова затеял драку. С бедной малюткой старушкой, которой стукнуло шестьдесят семь лет и восемьдесят три зимы. Когда я подоспел на четвертый этаж, она только что кокнула его насмерть старым обухом от топора, который случайно валялся поблизости. Я арестовал ее за убийство первой степени, а потом — неужели вы не слыхали? — свихнувшийся поджигатель поджег дом, швырнув бомбу в подземный гараж! Ну, я…

— Ох! — с нескончаемым омерзением вздохнула она. — Заткнитесь!

Я окинул ее одобрительным взглядом и любезно заметил:

— Я смотрю, слово «лифчик» до сих пор тут считается неприличным.

— Это тут не единственное неприличное слово, — весьма нелюбезно отрезала она, метнув в меня красноречивый взгляд, чтобы я не ошибся в истолковании смысла.

— Шериф хочет видеть меня? — смиренно спросил я.

— С девяти часов нынешнего утра, — зловеще улыбнулась она. — Не забудьте сообщить письмом, когда подыщете другую работу!

Я стукнул в дверь кабинета шерифа, услыхал изнутри утробный рык доисторического чудовища и вошел. С первого взгляда было отчетливо видно, что шериф Лейверс пребывает в очередном припадке ярости. Массивные брыли тряслись, словно взбесившийся мусс «Джелло», а кончик большой толстой сигары раскалился добела. Я сразу же интуитивно почуял, что сейчас неподходящий момент затевать разговор о перспективах моего продвижения по службе.

— Очень мило, что заглянули, лейтенант, — хрюкнул он. — Полагаю, вам больше нечем заняться?

— Вы же знаете, как обстоит дело с двойными убийствами, шериф, — проговорил я с бледной улыбкой. — День начинается утром часов в одиннадцать, а заканчивается в три следующего утра.

— И как же ее звали? — прорычал он. Я сел в кресло для посетителей и изобразил для него трижды искреннюю улыбку, понадеявшись, что она ясно и четко демонстрирует полное понимание его проблем с моей стороны и единственное стремление прийти на помощь. Видя перед собой Лейверса в таком настроении, можно выйти из положения лишь одним способом — завести непрерывный монолог, пока он не начнет лихорадочно искать возможность от вас избавиться. Поэтому я преподнес ему подробный отчет обо всем деле в целом с самого что ни на есть начала, на ходу там и сям внося редакторские поправки. Закончив, я даже сам устал от звука собственного голоса.