Джеймс Чейз - Кое-что по случаю

Гастингс слабо шевельнул губами:

– Спасибо, что пришли, Кэлворт.

– Конечно, конечно, только не волнуйтесь, – сказал Кэлворт. – Насколько серьезны у него повреждения? – обратился он к доктору.

– Ощущения очень болезненны, но серьезных повреждений нет. Возможно небольшое сотрясение мозга, но и это под сомнением. Ему сделали только что рентген, и снимки в настоящий момент как раз обрабатываются… Я думаю, что все в порядке, если не считать синяков и небольшой контузии. Был сильный шок, но это уже позади. Нам удалось вывести его из этого состояния.

Гастингс поднял глаза и прошептал:

– Садитесь, прошу вас, Кэлворт.

– Я вас оставлю, – сказал доктор Вильямс. – Но прошу вас долго не задерживаться.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

– Спасибо, что пришли, – повторил Гастингс.

Глаза его напоминали насмерть раненное животное. Бледные губы Гастингса шевельнулись:

– Я должен был с кем-нибудь поговорить. С матерью я не могу, я вам уже говорил. Она инвалид.

Он облизал языком пересохшие губы и продолжал:

– Нужно, чтобы кто-нибудь в банке позвонил ей и сказал, что я на несколько дней неожиданно покинул город… Я понимаю, что не имею морального права рассчитывать на вашу помощь после того, как вовлек вас в этот круговорот. – Голос его стал умоляющим. – Но мне не к кому обратиться, и… может быть, вам покажется это смешным, но мне хотелось бы напомнить вам о нашем студенческом братстве.

– Смеяться я не буду, – проговорил Кэлворт.

Глаза Гастингса неожиданно загорелись каким-то странным блеском, как будто их кто-то подсветил изнутри.

– Следующим можете быть вы, Кэлворт.

Кэлворт посмотрел на него с удивлением.

– Вы это о чем?

– Я обязан вам об этом сказать, должен предостеречь.

– Но на вас ведь наехали случайно. Вас сбил какой-то лихач. Доктор сказал, что он был пьян, въехал на тротуар и сбил вас.

– Меня сбил Том Плейер.

Гастингс произнес эти слова спокойно, без малейшего волнения, как будто высказал какую-то обычную банальную фразу, но в глазах его отражались мука и страх…

Кэлворт вспомнил, что Гастингс сказал ему, что он видел, как Плейер убил человека, и он вспомнил холодную убежденность, с которой Плейер угрожал ему не менее часа тому назад.

Холодок прошел у него по спине, и он почувствовал, как у него пересохло горло.

– Вы мне не верите? – пробормотал Гастингс. – Вы думаете, что я все сочиняю и меня в действительности сбил какой-то пьяный лихач?

Кэлворт посмотрел на свои башмаки.

– По-моему, это более вероятно.

– Нет, послушайте. Это был точно Плейер. Он специально заехал на тротуар и специально наехал на меня.

Неподдельный ужас стоял в его глазах, как будто они были обращены вовнутрь и сконцентрированы на прошлом.

– Я узнал его за рулем, он смеялся, съезжая прямо на тротуар. Я старался прижаться к стене, но он саданул меня правым крылом, как бык рогом, а я не успел увернуться. Меня отбросило к ступенькам здания и немного забросило за перила. Плейер включил задний ход, а затем опять бросил машину на меня… Я почувствовал запах резины, когда колеса коснулись меня, но каменный уступ ступенек и металлические перила не позволили ему плотно прижать меня, и это было спасением, так как они приняли основной удар на себя. Затем он съехал с тротуара и умчался.

Ужас еще больше отразился в его глазах, а тело под простыней пронзила мелкая дрожь, как бы возвращая его вновь на асфальт улицы.

Руки Кэлворта вспотели. Голос почти прервался, и он шепотом сказал:

– Я все понял, Гастингс, довольно.

– Он был как взбесившийся бык и не переставал смеяться.

– Но почему, зачем ему?

– Потому что без расписки я не представляю для них никакого интереса, а знаю о них очень много. И главное, о существовании расписки.

Он попытался приподняться, и частично, с помощью локтей, ему это удалось.

– Кэлворт, берегите документ как зеницу ока. Это ваш единственный шанс остаться в живых. Пока расписка у вас, они вас не тронут, но получить ее будут стараться всеми средствами, чтобы затем расправиться с вами.

Да, Гастингс был прав, связывая безопасность с владением распиской… Жизнь его висела на волоске и зависела от этого маленького зеленого листочка бумаги.

Неужели Люси знала, что ему угрожает смерть, если он расстанется с распиской? Неужели она хотела купить его смерть, предложив ему двадцать пять тысяч долларов? Эта мысль отдалась в нем внезапной волной панического страха. А он, как бы между прочим, отдал этот листок Максу, а тот так же безразлично сунул его к себе в бумажник.

Но Люси, Люси! Не может быть, чтобы она не знала всего этого. Она слепое орудие в руках негодяев.

В отчаянии, преодолевая панику, пытаясь говорить спокойно, он спросил:

– Гастингс! Кому же все-таки принадлежит эта расписка?

Гастингс сделал глоток из стакана с водой, стоявшего на тумбочке, и произнес:

– Человеку по имени Мартин Ван дер Богль.

– Понятно. Это тот, кто продал картины де Гроота. Где он сейчас?

– Он умер.

– Когда умер?

– Около месяца назад. Вот его-то как раз сбил, а потом задавил Плейер.

– Почему же вы не донесли на Плейера в полицию?

– Я не смог…

Слова вырвались с рыданием, забинтованная голова тряслась из стороны в сторону.

Кэлворт отбросил чувство страха, которое вновь начало подниматься в нем, и произнес, с трудом себя сдерживая:

– Расскажите все с самого начала. Я хочу знать всю историю о Ван дер Богле, картинах и расписке… Всю правду.

Голова Гастингса задергалась на подушке из стороны в сторону.

– Нет, не могу. Не могу я вам всего рассказать.

– Вы хотите, чтобы я вам помог?

– Все равно не могу. – Глаза его широко раскрылись. – Он убьет меня!

Кэлворт поднялся, чтобы уйти.

– Тогда я ухожу.

– Нет, нет, не уходите, пожалуйста.

Гастингс силился оторвать голову от подушки.

– Не уходите, прошу вас! Останьтесь. Я расскажу вам…

Он начал быстро говорить запекшимися губами, лицо, бледное как мел, было теперь немного спокойней.

– Ларэми Бостон отправился в Европу с целью войти в контакт и сотрудничать с военной правительственной комиссией, занимавшейся вопросами искусства. В Амстердаме он познакомился с голландским коммерсантом Ван дер Боглем, который предложил ему для продажи две картины: «Пиету» и «Святого Матфея» Иоганнеса де Гроота на выгодных условиях. Бостон, находившийся в Европе в правительственной командировке, не имел права заниматься личным бизнесом, но он не удержался и купил эти картины.

Ван дер Богль получил в качестве аванса чек на двенадцать тысяч долларов, а на остальную сумму была составлена расписка о получении денег с Бостона по возвращении его в Америку. Голландец передал Бостону, вылетавшему на следующий день в Штаты военным самолетом, обе картины. Желая надежно засекретить сделку, Бостон картины в самолет не взял, а отправил их пароходом малой скоростью… Единственной записью о сделке была зеленая расписка. Такая форма расчета устраивала обоих дельцов: оба хотели сохранить сделку в тайне.