Джеймс Чейз - Ударь по больному месту

– Ты ведь знаешь, что сотни жителей города подвергаются шантажу. Может быть, ты не знаешь, что мафии выплачивается полтора миллиона долларов каждый месяц.

– Мы знаем про шантаж. Но чтобы такая сумма? Откуда тебе это известно?

– У меня есть свои информаторы, Том. Мне они скажут то, чего не скажут тебе. Так вот, послушай. Первого числа каждого месяца жертвы шантажа раскошеливаются. Большие тузы передавали деньги в клубе Смедли. Мелкая рыбешка отправляется на яхту Валински в три часа утра. Там их пункт сбора. В это время все спят и на побережье никого нет, кроме двух портовых полицейских, но мафия им платит за молчание. Избавьтесь от этих двоих, замените их на добросовестных копов, которые бы следили за людьми, старающимися проникнуть на яхту Валински. Это может оказаться стоящим делом, Том.

– Но ведь клуба Смедли больше не существует?

– Ну и что? Найдут другое место. Я сообщу тебе, где это будет.

Лепски снял шляпу, провел пальцами по волосам, затем надел ее снова.

– Я поговорю об этом с шефом.

– На это я и рассчитываю, Том. Нужно что-то делать. Следующее первое число – ровно через неделю. – Я отодвинул стул и встал.

Лепски бросил на меня быстрый взгляд.

– А Мински все-таки оставь в покое. Это слишком большой кусок для тебя одного. Даже нам он пока не по зубам. – Понизив голос, Том продолжал: – В этом городе немало тузов, которые скорее готовы платить мафии, чем быть разоблаченными в своих грязных делишках. Запомни это, Дирк.

– Ты думаешь, я этого не знаю?! Скажи мне, Том, ну а вы делаете что-нибудь, чтобы покончить с этим рэкетом?

– У них очень хорошо отлаженный механизм, и расколоть их нелегко. Мы, конечно, знаем, чем занимается Валински, но это ничего нам не дает. Нужно, чтобы три или четыре жертвы шантажа пожаловались нам. Тогда, и только тогда мы могли бы начать действовать. Допустим, нам повезет, и мы найдем несколько человек, которые признаются, что их шантажируют. Никто, конечно, этого не сделает; а если бы и сделали? Их всех выловят в порту, как Смедли, еще до того, как мы передадим дело в суд.

– И поэтому вы ничего не предпринимаете?

– В общем, да, именно ничего.

– Ну замените хотя бы портовых копов. Попробуйте разрушить это осиное гнездо.

– Я поговорю с шефом…

– Ну, пока, Том, – сказал я и направился к выходу.

…У меня было время заехать домой. Билла там не было. Я понял, что он занят наблюдением за Анджелой Торнсен. Дело это, возможно, и скучное, не должно было быть слишком трудным. Так что я не испытывал угрызений совести, когда сделал то, чего не делал уже, кажется, много лет, – задрал ноги кверху, закрыл глаза и сидел, не думая ни о чем, разве что мысленно считал черных овец, прыгающих через высокий забор. Немного передохнув, я принял душ, переоделся и поехал в «Три краба», куда я вошел за три минуты до 18.00.

Метрдотель Уолли приветствовал меня, блеснув зубами.

– Мисс Уиллис уже ждет вас, мистер Уоллес, – сказал он. – Вы ведь знаете, как пройти наверх?

В этот сравнительно ранний час официанты сновали по ресторану, накрывая столы и готовясь к вечернему наплыву публики.

Поднявшись по лестнице, я постучал в дверь и, открыв ее, увидел Сандру, сидящую за столом. В ее тонких пальцах была сигарета.

– Привет, Дирк! – воскликнула она. – Сегодня у нас мало времени. Его не будет только до семи.

Сев напротив нее, я снова почувствовал то тревожное состояние, которое уже испытывал в ее присутствии. Выглядела она сногсшибательно в своем небесно-голубом платье. Зеленые глаза смотрели оценивающе и пытливо.

– Я видел Мински и думаю, что знаю, где он окопался.

Реакция ее была бурной: ноздри раздулись, дыхание участилось, зеленые глаза блеснули.

– Вы его видели? Каким образом?

Я коротко рассказал ей о разговоре с дворником, о том, как увидел Долли, выходившую из дома вместе с коренастым, широкоплечим мужчиной в спортивной кепке, как я последовал за ними в итальянский ресторан, а затем, когда Долли ушла, человек, с которым она приехала и который наверняка был Мински, вышел из ресторана с другим черноволосым мужчиной. Я сообщил ей, что его зовут Сол Хармас, что оба они поехали по Сивью-авеню, где я их и потерял.

– Так, так! – воскликнула она. – Так вот он где! На ранчо. Это местечко я знаю. Оно было выстроено по предложению моего отца. Оно абсолютно неприступно. Добраться до Мински, пока он там, не удастся – никаких шансов.

– Ну что же, будем ждать. Когда-нибудь он же выйдет, и тогда будем действовать.

– Конечно, выйдет. Уж во всяком случае в последний день месяца, тогда-то мы до него и доберемся. – Такой дьявольской улыбки я никогда еще не видел на женском лице.

– Вы его не видели, а я видел. Когда он появится, что вы предлагаете с ним сделать?

– Мы схватим его. Он нужен мне живым. Я заставлю его мучиться. – Ее лицо вновь превратилось в каменную маску.

– Я видел его. Схватить Мински – это все равно что поймать тигра сачком для ловли бабочек.

Она поднялась.

– Всегда есть какие-то способы. Я подумаю. Шеф на три дня уезжает в Нью-Йорк. Мы встретимся здесь в четверг.

Четверг был последний день месяца.

Я послушно кивнул:

– Хорошо, до встречи.

Она улыбнулась, похлопала меня по плечу и, коротко улыбнувшись, вышла.

Несколько минут я сидел молча и размышлял, затем спустился вниз, сел в машину и отправился домой.

Было уже заметно больше 22 часов, когда я услышал, как Билл открывает входную дверь. Все это время я просидел с тяжелыми думами, взбадривая себя виски.

На улице шел дождь, и я слышал, как тяжелые капли ударяли в стекло. Я встал ему навстречу, собираясь приготовить выпивку, но один взгляд на его лицо, когда он стоял в проеме двери в мокром плаще, заставил меня остановиться.

– Ни слова! – воскликнул он. – Только есть. Большой кусок мяса, величиной с твой письменный стол. Давай, пошли!

– Успокойся, Билл. Нам предстоит большой разговор.

– Это тебе так кажется, а я голоден как волк. Восемь часов я просидел под дождем, проглотив только одну сосиску. Никаких разговоров. Сначала еда, черт побери!

Зная Билла, я надел плащ, запер дверь и вышел с ним к машине, которую он взял напрокат.

Минут через сорок, в течение которых Билл расправлялся с огромным куском мяса, сдобренным жареным луком и горой жареного картофеля, он стал понемногу приобретать человеческий вид. До этого он был похож на голодающего беженца. Я нехотя ел крабовый салат, наблюдая за ним. Когда я наконец увидел, что он пришел в себя, я сказал:

– Понимаю, дружище, что тебе здорово досталось. Может быть, ты уже что-нибудь скажешь?

– Нет еще, – ответил он и заказал две порции яблочного пирога.

Мне пришлось ждать, хотя терпение мое начало иссякать. Наконец он откинулся и улыбнулся: