Джеймс Чейз - …И вы будете редактором отдела

Отсмеявшись, он поймал мой взгляд. Возможно, он понял, что мне вовсе не смешно, потому что постарался сдержать себя и, как бы извиняясь, махнул рукой.

– Прости, Эд. – Он вытащил носовой платок и приложил к глазам. – Если бы ты знал Хелен, как знаю ее я… – И снова засмеялся.

– Послушай, чему смеяться? – возмутился я, и в моем голосе послышалась резкость. – В чем дело?

– Это действительно смешно. Только не рассказывай мне, будто она и тебя провела. До сих пор из всего штата «Телегрэм» единственный, кто ее не раскусил, – это старик. Только не говори мне, что ты в ней до сих пор не разобрался.

– Я ничего не понимаю. О чем ты?

– Ну, значит, ты действительно мало с ней общался. Я полагал, она втрескалась в тебя: она падка на крупных, здоровых мужчин. Только не рассказывай мне, что она заявилась в Рим в очках, в туфлях на плоских каблуках и со стянутыми назад волосами.

– Я по-прежнему ничего не понимаю, Джек. Что все это значит?

– Все это? – Он улыбнулся. – Похоже, ты счастливее, чем я считал, или несчастнее – это смотря как судить. Там, дома, о ней знают все ребята. У нее плохая репутация. Когда мы прослышали о том, что она отправляется в Рим, а старик хочет, чтобы ты за ней присматривал, мы все подумали, что твоя песенка спета. Она бегает за любым, кто носит брюки. И она даже не пыталась к тебе приставать? Ну, не заливай!

Я почувствовал, как меня бросило в жар, потом в холод.

– Это для меня нечто новое, – небрежно бросил я.

– Ну-ну. Она гроза мужчин. Ладно, я признаю, у нее все при всем: глазки типа «иди сюда», внешность, формы, при виде которых ожил бы и труп, но беда в том, что она может втравить парня в историю. Не будь Чалмерс самой крупной силой в газетном деле, вся пресса Нью-Йорка по меньшей мере раз в неделю давала бы о ней подвалы. Она избегает огласки только потому, что ни одна газета не хочет ссориться со стариком. Она вляпывается в любое дерьмо, какое только есть на свете. И только потому, что она оказалась замешанной в убийстве Менотти, она смылась из Нью-Йорка и примотала сюда.

Я сидел очень тихо, уставившись на него. Менотти был известным нью-йоркским гангстером, невероятно богатым, влиятельным, в прошлом убийцей. Он занимался профсоюзами, публичными домами, и знакомства с ним лучше было не заводить.

– Какое она имела отношение к Менотти? – спросил я.

– По слухам, она была его любовницей, – ответил Максуэлл. – Ее везде видели с ним. Один тип сказал мне, что именно в квартире Хелен его и угрохали.

Около двух месяцев назад Менотти зверски убили в трехкомнатной квартире, снятой для любовных свиданий. Приходившая туда женщина скрылась, и полиция не могла отыскать ее. Убийца тоже сбежал. Все считали, что Менотти убит по приказу Фрэнка Сетти, соперничавшего с ним гангстера, которого выслали из США, как посредника в торговле наркотиками, и который, как полагали, жил теперь где-то в Италии.

– Какой тип? – спросил я.

– Эндрюс, который, как ты знаешь, всегда в курсе дела. Он обычно знает, что говорит. Возможно, на этот раз он ошибся. Одно я знаю наверное: она везде ходила с Менотти, а в Рим улетела вскоре после того, как его убили. Швейцар многоквартирного дома, где удавили Менотти, дал Эндрюсу довольно точное описание замешанной в этом деле женщины: оно полностью соответствует внешности Хелен Чалмерс. Наши люди заткнули этому швейцару рот, прежде чем до него добралась полиция, так что огласки удалось избежать.

– Ясно, – произнес я.

– Ну, если ты не можешь поделиться со мной смачными подробностями ее римской жизни, тогда, похоже, она перепугалась и взялась наконец за ум. – Он осклабился. – Честно говоря, я разочарован. По правде сказать, когда я услышал, что сменю тебя, то решил и сам попробовать к ней подкатиться. Она действительно стоящая баба. Поскольку тебе велели присматривать за ней, я рассчитывал услышать, что вы уже не старые друзья, а нечто гораздо большее.

– Неужели ты думаешь, я настолько глуп, чтобы путаться с дочерью Чалмерса? – разгорячился я.

– А почему бы и нет? С ней стоит позабавиться, а когда она берется за такое дело, то следит, чтобы старик никогда ничего не узнал. Она таскается по мужикам с шестнадцати лет, а Чалмерс до сих пор ничего не знает. Если ты не видел ее без этих очков и этой мерзкой прически, считай, что ты ничего не видел. Она потрясная деваха, более того, как я слышал, безмерно страстная.

Каким-то образом мне удалось увести его от темы Хелен и вернуться к делам. Побыв еще час в его обществе, я отвез его обратно в гостиницу. Он сказал, что наутро придет в корпункт, чтобы утрясти все дела, и поблагодарил меня за угощение.

– Ты и впрямь счастливчик, Эд, – сказал он при расставании. – Иностранный отдел, можно сказать, лучшее место в нашей газете. Есть ребята, которые руку бы отдали на отсечение, только бы заполучить его. Я-то нет, мне он не нужен. Очень уж он похож на каторгу, но для тебя… – Он оборвал себя на полуслове и улыбнулся. – Парень, который упускает таких девчонок, как Хелен… Да на что ты еще способен, кроме как заведовать иностранным отделом, черт возьми!

Довольный своей шуткой, он хлопнул меня по спине и направился, посмеиваясь, к лифту.

Я сел в машину и поехал домой по забитым транспортом улицам. Во время поездки я о многом передумал. В правдивости Максуэлла я нисколько не сомневался. Я знал, что Эндрюс отвечает за каждое свое слово. Значит, она путалась с Менотти. А с кем же она путается здесь? Если в Нью-Йорке ее тянуло к мафии, вполне возможно, что и тут дело обстоит так же. Неужели в этом и кроется объяснение ее шикарной жизни? Неужели кто-то содержит ее?

– Нет, – произнес я вслух. – Пусть едет в Сорренто одна. Я туда не поеду. Пусть ищет себе какого-нибудь другого дурака. Я поеду в Искию.

Однако через два дня я сидел в пригородном поезде Неаполь – Сорренто. Я все еще твердил себе, что я дурак и ненормальный, но это был напрасный труд. Я ехал, и мне казалось, что поезд идет слишком медленно.

Прежде чем сесть на поезд в Неаполь, я заглянул на службу, чтобы еще раз все проверить и посмотреть, нет ли мне каких личных писем. Это было часов в десять. Максуэлла не оказалось на месте, Джина разбирала кипу телеграмм.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил я, усаживаясь на край ее стола.

– Никаких личных писем. Со всем этим может разобраться господин Максуэлл, – отозвалась она, перебирая телеграммы аккуратно наманикюренными пальцами. – Тебе вроде бы полагается быть в дороге. Я думала, ты хочешь выехать пораньше.

– У меня уйма времени.

Мой поезд отправлялся в Неаполь только в полдень. Джине я сказал, что еду в Венецию, и мне стоило трудов не позволить ей заказать для меня место на экспресс Рим – Венеция.

Тут зазвонил телефон, и Джина взяла трубку. Я наклонился и принялся праздно разглядывать телеграммы.