Джеймс Чейз - Репортер Кэйд (пер. Згерский)

Пока самолет огибал широкой дугой Истонвилл, Кэйд разглядел тучу дыма, в котором тонула северная часть города. Он и раньше предполагал, что дело дрянь, но не мог вообразить, до какой степени. Страх, который снедал его на протяжении всего трехчасового полета, усилился. Пальцы стали непослушными, сердце в груди стучало медленно и сильно. Ему страшно захотелось выпить еще одну рюмку.

Вспыхнуло световое табло, предлагая пристегнуть ремни и загасить сигареты.

Кроме него, в самолете было только два пассажира. Никто нынче не летал в Истонвилл из-за всех этих событий — разве что в силу крайней необходимости.

Человек двадцать пассажиров, что летели с Кэйдом из Нью-Йорка, покинули самолет в Атланте. А вот эти двое как раз там и влезли: здоровые бугаи, рожи красные, как кирпич, на головах — широкополые шляпы, костюмы мятые и запачканные пылью. Они сидели через два ряда от него.

Самолет шел на посадку, и один из них, глядя вниз, сказал:

— Ну и дымина, Джек, посмотри. Мы, кажется, успели вовремя, к самой забаве.

— Ублюдки черномазые, — отозвался другой. — Всех бы там их поджарить..

Кэйда передернуло. Он бросил украдкой взгляд на свою видавшую виды сумку с надписью "Пан-Америкэн". Она покоилась на соседнем кресле. В ней были камеры и все остальное оборудование. Было бы безумием явиться в такой взрывоопасный город, открыто демонстрируя свое желание фотографировать происходящее.

— А как думаешь, добровольная милиция прибыла? — спросил Джек.

Другой рассмеялся.

— Насколько я знаю Фреда, это исключено. Он не позволит этим школьникам испортить веселье. Только уж в самом крайнем случае.

— Может, какой-нибудь ниггер все-таки сумел дозвониться в другой город?

— Вряд ли. Фред держит под контролем все междугородные звонки. Короче, Брик, на этот раз мы проучим черномазых, и ни один сукин сын нас не остановит.

Кэйд достал платок и вытер лицо. Еще когда Мэтисон вызвал его, он понял, что будут неприятности. Инстинктивно он, еще только входя в его маленький неряшливый кабинет, ожидал "поцелуя смерти". Не то чтобы он осуждал его… Лучшего редактора отдела новостей, чем Генри Мэтисон, не было. И именно он три недели бился за Кэйда, отстаивал его, давал ему шанс исправиться. И Эд Бурдик тогда помог: головой ручался, что Кэйд все равно остается лучшим в мире фотографом, если дать ему шанс. Ему дали шанс…

Кэйда ударило в пот. Он полез трясущимися пальцами в сумку, пытаясь отогнать жгучее чувство стыда.

Что ж, пять месяцев он подтверждал правоту Бурдика. Мэтисон получал лучшее, что можно купить за деньги. Бывали моменты, когда Мэтисон — человек, которого трудно удивить, — смотрел сияющими от удовольствия глазами на снимки, которые Кэйд бросал перед ним на стол. Так продолжалось пять месяцев, а потом Кэйд снова стал прикладываться к бутылке. И ведь тому была причина. Очень даже веская, но не настолько, чтоб можно было рассказать о ней такому работоману, как Мэтисон. Никаких извинений он не принимал: дело есть дело, хоть ты тресни. Кэйд понимал, что говорить ему о Хуане он не мог: женщины для Мэтисона значили очень немного.

За три последние недели Кэйд сорвал четыре важных задания. Поэтому, когда Мэтисон послал за ним, он почувствовал, что дело пахнет увольнением. А что делать, если выгонят из газеты? Он был болен. Не мог спать без спиртного и непременно должен был выпивать не меньше полулитра виски в день.

— Садись, Вэл.

— Мэтисон слегка отодвинулся вместе с креслом. Он был тщедушным человеком лет на десять старше Кэйда, то есть лет сорока семи.

— Плохи твои дела, верно?

Кэйд ухватился дрожащими руками за спинку кресла.

— Не надо нотаций, — сказал он. — Все мне ясно. Скажу только, что рад был работать с вами, и я…

— Сядь и помолчи, — спокойно произнес Мэтисон. Он вытащил из ящика стола бутылку шотландского виски и два стакана. Налил в оба стакана и подвинул один Кэйду.

Кэйд посмотрел на выпивку. Мелькнула мысль: неплохо проявить силу воли, но в следующее мгновение он уже взял стакан и медленно выпил половину налитого. После этого сел в кресло, держа стакан в руке. Заколебался: вообще-то надо было допить. И он допил.

— Есть одно дело, и ты, Вэл, сможешь его вытянуть. — Мэтисон посмотрел на него, потом придвинул ему бутылку. — Можешь пить. Я вижу, тебе крепко приспичило. Валяй.

— А какое дело?

— Синдикат 'Туз" только что разнюхал горячую новость. Хотят, чтобы ты ее раскрутил. Это будет хорошо и для них, и для нас. И для тебя тоже.

Работа на синдикат обычно означала большие гонорары. Фотограф отправлялся за снимками, синдикат делал из них сенсацию, а прибыль делил пополам с автором.

— Что надо сделать? — спросил Кэйд.

— Сегодня вечером в Истонвилле начнется демонстрация за гражданские права. — Мэтисон смотрел в сторону. — Беспорядки ожидаются завтра к вечеру. Синдикат хочет, чтобы ты завтра вылетел туда в девять утра.

— А почему не сегодня же? — спросил он.

— Они не хотят, чтобы ты оказался там раньше времени. Понимаешь, это будет быстрое дело: прилетел, сделал — и тут же обратно.

— Если удастся выбраться оттуда, — заметил Кэйд.

Мэтисон сделал глоток из своего стакана. Помолчал.

После долгой паузы Кэйд сказал:

— Последний раз фоторепортеры из Нью-Йорка попытались влезть в подобную историю: трое угодили в больницу, пять камер было разбито — и ни одного снимка.

— Ну, вот потому "Туз" так и хочет раздобыть эти снимки.

— Ну, и вы, конечно, их хотите?

— Да. Я тоже хочу их получить. Из 'Туза" сообщили, что они могут заключить большую сделку с журналом "Лайф", если снимки будут хорошими.

Снова пауза, а потом Мэтисон продолжил уже другим тоном:

— Мне тут звонил агент "Дженерал моторс", спрашивал, будем ли мы погашать выплаты за твой автомобиль. Я вынужден был сказать, что оплата машины в нашем контракте не предусмотрена.

Снова молчание.

— В общем смотри сам, Вэл. Элис купит тебе билет. Сотня долларов на расходы. Если надо, будет и больше. Ну, так как?

— Тяжелая командировка, — ответил Кэйд. Сердце на мгновение сжалось от страха. — А еще кто поедет?

— Никто. И никто об этом не знает. Если ты это дело вытянешь, считай, что ты остаешься у нас в штате.

Кэйд потер ладонями лицо.

— А если не справлюсь, то?…

Мэтисон пристально посмотрел на него, потом взял синий карандаш и принялся что-то вычеркивать из лежавшей перед ним статьи. Это был хорошо знакомый сигнал: разговор окончен.

Кэйд сидел молча и думал. "Поцелуй смерти", — мысленно повторял он. И все же искра собственного достоинства еще тлела в нем. Виски слегка раздуло эту искру. Он медленно поднялся.