Джек Хиггинс - Тысяча ликов ночи

– Ради Бога, не разыгрывай из себя девочку, – сказал ей Марлоу. – Деньги означают силу. Деньги и страх – вот главное. Вот что больше всего почитают люди. Билл Джонсон слабак, он испугался. Они напугали его и предложили денег. Конечно, он согласился.

Старик глубоко и безнадежно вздохнул.

– Что же нам теперь делать? – спросил он. – Если мы не найдем рынка сбыта, нам конец.

– Вы не найдете рынка здесь поблизости, – убежденно произнес Марлоу. – О'Коннор будет сбивать ваши цены до тех пор, пока не сломает вас.

– И этого не долго ждать, мой мальчик, – печально улыбнулся старик.

Общее молчание нарушила Мария, она произнесла задумчиво:

– А что насчет Бирмингема? Почему мы не можем доставлять товар туда?

Марлоу отрицательно покачал головой.

– У О'Коннора множество связей. Он может выследить каждое наше движение и подсечь нас в любом месте.

Старик согласно кивнул:

– Хью прав, Мария. Бирмингем нам тоже не подойдет.

Марлоу задумчиво сдвинул брови; будто его внезапно осенила какая-то идея.

– А что, если Лондон? – предложил он. – Ковент-Гарден? О'Коннор типичный провинциал. В Лондоне он не имеет никакого веса.

– Это очень далеко, – возразил Магеллан.

Марлоу начал было протестовать, но старик предостерегающе поднял руку.

– Нет, послушай меня, сынок. Большая часть нашей продукции – это скоропортящийся товар. Мы должны продавать свежие фрукты и делать это быстро. Их надо доставлять рано утром, чтобы они попадали в магазины свежими и в хорошем состоянии.

– Ну и что за проблема? – продолжал настаивать Марлоу. – Мы будем отправляться в Лондон ночью. Все складывается как нельзя лучше. О'Коннор даже не будет знать, что мы делаем.

Мария смотрела с сомнением.

– Не знаю, Хью, это долгая поездка. Около двухсот миль. Займет много времени.

Марлоу пожал плечами.

– Что такое двести миль? Дороги в это время пусты. Это же совсем легко, все равно что спрыгнуть с бревна.

Он перевел взгляд с Марии на ее отца. Старик тоже выглядел неуверенно, и Марлоу сказал с нетерпением:

– Боже мой, папа, поймите, это же ваш единственный шанс. По крайней мере, надо сделать попытку.

Старик хлопнул ладонью по колену и поднялся.

– Видит Бог, ты прав! – вдруг крикнул он, и глаза его засверкали. – По крайней мере, мы начнем борьбу.

Он надел висевший за дверью пиджак, поднял руку, и голос его окреп.

– Мы еще заставим эту свинью погоняться за своими деньгами. Не пытайся перебивать меня, Мария. Я поеду на другом грузовике. Я сейчас же объеду всех владельцев садов и предупрежу их, что мы владеем положением. И вот что еще – нам нужно побольше товара. Если Хью поедет в Лондон, мы должны как следует обеспечить его поездку.

– Но твоя еда почти готова, папа, – сказала Мария. – Ты не можешь ехать тотчас же.

– Поем, когда вернусь, – ответил он. – Разве это так уж важно, когда само наше существование поставлено на карту?

Магеллан вышел из комнаты, и они услышали, как хлопнула входная дверь.

– А у старика остался еще задор, – рассмеялся Марлоу.

– Папа очень деятелен, когда примет решение, – кивнула Мария. – Он гораздо больше мужчина, чем О'Коннор, если тот когда-нибудь им был.

Последовало неловкое молчание, Мария нервно теребила фартук. Дождь снова застучал в окна, словно кто-то невидимый пытался обратить на себя внимание. Девушка смущенно рассмеялась:

– Это какой-то грустный звук, верно?

Марлоу вспомнил, как, лежа на койке в камере, он часто слушал тот же самый грустный звук, томясь по свободе.

– Да, это, наверное, самый грустный звук в мире, – с чувством сказал он.

На какой-то короткий миг они ощутили себя очень близкими, будто каждый из них обнаружил в другом черты, не замеченные раньше. На лице Марии расцвела теплая улыбка, и она предложила:

– Пойдемте на кухню, я приготовлю вам стакан чаю, у вас было тяжелое утро.

Марлоу прошел за ней по коридору в большую старомодную кухню, теплую от запахов приготовляемой пищи. Он сел у края стола и курил, покачивая ногой и чувствуя, что такого ощущения мира и покоя давно уже не испытывал.

Он наблюдал, как Мария двигалась по комнате, приготовляя чай. Очертания ее тела были мягки и округлы, и когда она наклонялась, чтобы постелить скатерть, платье натягивалось, четко обрисовывая выпуклость ее крутых бедер. Настоящие бедра матери, сказал он себе.

Его мысли невольно обратились к Дженни О'Коннор с ее мальчишеской стройностью, и он попытался сравнить этих двух женщин, придя к выводу, что это невозможно. Дженни обладала потрясающей внешней привлекательностью, чем-то таким, что могло полностью овладеть человеком, как лихорадка, разжечь такой огонь, который можно погасить только полным и окончательным обладанием.

Мария же, он знал, была совсем другой. Ее чувственность была глубоко запрятана внутрь и готова прорваться таким пламенем, которое никогда уже не погасишь. Такие женщины много требуют, но возвращают полученное сторицей.

Мария повернулась от плиты и подала ему чай. Все ее лицо словно изнутри освещалось улыбкой.

– Мне кажется, я должна попросить у вас извинения, Хью.

Уже второй раз в течение получаса она называла его по имени. Он слегка нахмурился:

– О чем это вы говорите?

Она покраснела и нервно потерла руки.

– Я была немного невежлива. Вы понимаете, мне казалось, что вы на самом деле не очень-то интересуетесь нашими проблемами, используете нас только для того, чтобы получить какую-то работу.

– А почему вы думаете, что это не так? – резко спросил Марлоу.

Мария снова глубоко вздохнула.

– Теперь я уверена, что вы делаете для папы все, что можете. Вы доказали это.

Марлоу отпил глоток чаю, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. С какой это стати она дает собственную оценку его поступкам? Разве она не понимает, что старается он только для того, чтобы подольше задержаться здесь? Рассерженный, Марлоу встал из-за стола и отошел к окну. Ему пришлось крепко сжать кулаки, чтобы удержаться от грубого ответа, но в глубине души он сознавал, что вовсе не Мария обидела его. Причина в нем самом. Ему было даже жаль, что он совсем не тот человек, каким ей хотелось бы его видеть.

Она подошла и положила ему на плечо руку.

– Что такое, Хью? – спросила она. – В чем дело?

Он ощутил ее едва уловимый дурманящий женский запах, и его физически потянуло к ней. Марлоу вдруг схватил Марию за руки и увидел в ее глазах ответный блеск. Как раз в этот момент дверь отворилась, и Мак прокричал:

– Хью, парень, ты здесь? У нас неприятности.

Марлоу отпустил руки Марии и повернулся к двери, как раз в тот момент, когда негр входил в комнату. У него было возбужденное лицо, он сдвинул кепи на затылок и вытер со лба пот.